У узбеков была только одна радость – русские бабы, замужние и незамужние, которые жалели их всем своим бабьим сердцем. Поэтому приезжая на завод, граждане Узбекистана попадали не только в производственное, но ещё и в сексуальное рабство к кладовщицам и пекаршам. Конечно, я был шокирован, когда впервые увидел русских девушек на коленях у узбеков. Дальше было круче. Например, как-то одна пекарша, взрослая баба, наметила себе молоденького узбека и сообщила о своём желании Амиру. Но Амир не передал сообщение, потому что человек должен был работать. Она же договорилась с охраной, что заберёт мальчика на сутки к себе и несколько часов ждала его под дождём. Многие занимались сексом прямо на заводе в полной антисанитарии. Однажды один товарищ из ближнего зарубежья пришел в гости к двум сёстрам. Одна, использовав его, пошла в магазин за водкой. В это время с ним переспала вторая сестра. Многие женщины влюблялись в узбеков, и их отношения были достаточно продолжительные. Так они имели одного русского мужа дома и одного узбекского гастарбайтера на работе. Очень удобно.
Мужчины, у женщин свои представления о любви и морали. Это вам нужно понять и смириться. И даже не пытайтесь возражать. Виноватыми окажетесь всё равно вы.
Иногда мне попадались строптивые узбеки. Даже пару раз кидались на меня с ножами. Но я успешно выбивал предметы оружия у них из рук, потом при помощи пинков и того, что попадалось под руку, разгонял дебош. Прямо как в боевике.
Геннадьевич особенно не любил складское хозяйство, это учитывалось при распределении рабочей силы. На склады давали максимум трёх человек. Одна из кладовщиц ненавидела за это меня и директора. Она выждала момент, когда я заболел. Нужно было пребывать на работе, хотя из-за огромной температуры я еле стоял на ногах. Она позвала своего сына – огромного злого громилу, и он кастетом раскроил мне лицо. Кладовщица была очень рада, хотя и не высовывалась несколько дней из своей каптёрки. Нужно было накладывать швы, но я стянул раны пластырем и продолжал ходить на работу. Мне было глубоко плевать. Я поправился, и раны заросли.
Однажды ночью зазвонил телефон. Кто говорит? Он. Геннадьевич собрал на заводе всех, кому доверял. Меня и водителя. «Друзья, - сказал он торжественно - Завтра у нас облава миграционной службы. Нужно вывезти всех «талибов» (так на заводе называли узбеков). Будем вывозить к водителю во двор». Я сказал, что тридцать человек узбеков, сидящих во дворе частного дома, привлекут внимание и позвонил родителям. Они разрешили спрятать несчастных в подвале своего частного дома. Это было похоже на фразу Бонасье из фильма «Три мушкетёра»: «Я спасу Францию!» Решено было возить на легковухе маленькими порциями. Проблема была в том, что мы ехали через Волгу, а на той стороне был главный пост ГИБДД.
Глубокой ночью чёрный форд с тонированными стёклами вырвался за территорию завода. Это был первый рейс, а всего нужно сделать десять. На третьем рейсе гаишники стали подозрительно коситься на нашу машину, снующую туда - сюда по тёмным пустынным улицам города. Когда на пятом рейсе милиционер (тогда ещё милиционер) поднял жезл, я сказал водителю, чтобы он проехал несколько метров вперёд и вышел навстречу гаишнику, чтобы тот не заглядывал в салон. Водитель так и сделал. Узбеки тряслись на заднем сидении, напряжение возрастало... Но всё получилось. Потом узбеки сидели в подвале, родители давали им еду, а я выводил их по очереди в туалет. Подвал долго проветривали и вычищали.
Но уволенные русские бабы пошли в прессу, и к нам зачастили журналисты. Завод становился популярнее с каждой статьёй. Пресса красочно описывала быт узбеков, антисанитарию и прочие мерзости. Например, они публиковали фотографию лежащей у контейнера с хлебом фуфайки и писали: «О, ужас! Грязная фуфайка прислонена к хлебу!» И на главной странице фото испуганного узбека по имени Санжар. Но фуфайка была чистая, и вообще новая, за день до этого выданная мой. А Санжар потом подписал мне газету: «Началника ат Санжара».
И всё-таки нас застали врасплох… Милиция и миграционная служба ворвались ночью. Узбеки бежали и прятались кто куда, но людей в форме было слишком много. «Талибов» вытаскивали из всех щелей. Всюду раздавались вопли на узбекском и русском языках. По заводу бегали люди. Это было похоже на Хрустальную ночь. Похватали даже курсантов-монголов из военного училища химической защиты, которые подрабатывали у нас по ночам.