Доказательства вины. Белая ночь

— Ага, — поднял он на меня взгляд, когда я подошел поближе, и немного кривовато улыбнулся. Потом прочитал мой бейджик и фыркнул: — Парень-консультант. Считающий себя чародеем.

— Роулинс, — улыбнулся я в ответ и протянул ему руку.

Он пожал ее своей лапищей.

— Значит, вы у нас тоже любитель ужастиков, а? — хмыкнул он.

— Э… да, — ответил я.

Он снова фыркнул.

— Я вроде как надеялся зайти в это заведение, — заметил я.

Роулинс поджал губы:

— На этаже их еще два. Одно — рядом со стойкой администратора, и еще одно — в дальнем конце вон того коридора.

— Мне нравится это.

Роулинс прищурившись посмотрел на меня:

— Может, вы в грамоте не сильны. Видите ленту? Она означает место преступления и все такое.

— Вот эту, яркую? Желтую с черным?

— Именно ее.

— Ух ты!

— Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные частные сыщики, которых хлебом не корми — дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, — протянул он.

— А если я пообещаю ходить на цыпочках?

— Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только пойму, что вы не оказываете сопротивления при аресте, — заверил он веселым тоном. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался стальным как клинок. — Это место преступления. Нельзя.

— Молли, — сказал я вполголоса. — Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?

— Конечно, — согласилась она. — У меня все равно дел полно. Вы меня простите? — Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.

— Хоть поговорить со мной об этом вы можете? — спросил я Роулинса.

— Ну… — вздохнул он. — Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.

— Почему? — не сдавался я.

— Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.

Я нахмурился и склонил голову набок:

— Да?

Роулинс кивнул.

— Мальчишка этого не делал, — сказал он. — Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.

— Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?

Роулинс пожал плечами:

— Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека — дело непростое. И руки у него совершенно целые — не разбитые, и крови на них не было.

— Так почему же вы его арестовали? — спросил я.

— Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, — ответил Роулинс. — И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, что, может быть, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, поэтому забрал парня и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. — Роулинс поморщился. — Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.

— Зачем же его увезли?

— Я не знал, что он уже проходил по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.

Я покачал головой:

— Вы уверены, что больше никто не мог войти или выйти?

— Я же прямо вот здесь и сидел, — обиделся Роулинс. — Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем-джедаем или кем-то в этом роде.

— Или чем-то, — повторил я вполголоса, взглянув на дверь.

— Подружка, — буркнул Роулинс, мотнув головой вслед Молли. — Это она вас втравила?

— Дочь приятеля, — кивнул я. — Я внес за парнишку залог.

Роулинс хмыкнул:

— Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но… — Он покачал головой. — Порой одних инструкций мало.

— Девица считает, что он не виноват, — сказал я.

— Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, — устало возразил Роулинс. — Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего-нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с парня обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали; поэтому я вас и не пущу.

Я кивнул.

— А если я скажу вам, что это непростое дело?

Он пожал плечам:

— Думаете, нечисть какая-нибудь?

— Я пообещал девчонке, что проверю.

Роулинс нахмурился еще сильнее, но мотнул головой:

— Не могу пустить.

— Но хоть посмотреть можно? — попросил я. — Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, а одним глазом глянул. От этого ведь никому вреда не будет, правда? И потом, туда уже заходили — и вы, и ребята из «скорой», и детектив, возможно, тоже. Разве не так? И как я тогда могу затоптать улики, если всего лишь за дверь загляну?

Роулинс пристально посмотрел на меня и вздохнул. Потом хмыкнул, и передние ножки его стула со стуком опустились на пол.

— Ладно, — сказал он, вставая. — Только внутрь ни шагу.

— Вы настоящий джентльмен, Роулинс, — заверил я его и локтем приоткрыл дверь. Она издала пронзительный скрип.

Не заходя за ленту, я просунул голову в щель и огляделся по сторонам.