Доказательство любви

– Гм. – Дженни заглянула под груду бумаг и обнаружила новые цифры. – А куда же они делись?

Он подошел к ней и выдвинул ящик стола. В нем лежала тонкая пачка бумаг, перевязанная зеленой лентой. Гарет бережно взял в руки пачку и развязал ее.

– Здесь. – Гарет смущенно вжал голову в плечи. – Я работаю над этой монографией. – Он перелистал бумаги – карты, рисунки, убористый рукописный текст. Когда он снова посмотрел на нее, в его глазах зажглись искры. – Видишь, здесь я размышляю над теорией Ламарка о… – Он оборвал себя, внезапно выпрямившись и закрыв бумаги ладонями. – Надо сказать, что я оставляю все, о чем забочусь, на утро. На сегодняшний вечер у меня назначена еще одна встреча совсем по иному поводу. В любом случае тебя не интересует Ламарк. Дженни накрыла его руки своими.

– Но это интересует тебя.

Он взглянул на дверь, будто ребенок, изготовившийся стянуть конфетку.

– Ну хорошо…

Дженни вытянула бумаги из-под его рук.

– Так здесь содержится все, что тебя заботит?

Она просмотрела его записи, дойдя до рисунков в конце.

– Это здесь, – пояснил Гарет. – Это самец попугая ара. Хотел бы показать тебе яркий красный тон его оперения. Ни один из цветов в Англии не способен передать его. А здесь – самка, менее яркая…

Он перевернул страницу и застыл.

Потому что рисунок на следующей странице не был наброском попугая. На него смотрела она. Он даже подписал: «Дженни».

Гарет изобразил ее в том же грубоватом стиле, в котором было выполнено большинство изображений птиц, – резкие, четкие линии, живо передающие ощущение движения и объем. Дженни не могла бы указать ни на одну неверно нарисованную черту. И все же…

– Я не выгляжу так, – протестующе воскликнула она.

Потому что женщина на рисунке Гарета казалась нереальной, с большими выразительными глазами и черными как уголь волосами.

Он сжал губы.

– Ты выглядишь так для меня, – наконец произнес он, взял из ее рук бумаги и снова сложил их в стопку.

– Гарет.

Он не смотрел на нее, аккуратно перевязывая лентой свой труд и затягивая узел.

– Я же сказал тебе, что на этих страницах все, что мне дорого.

– Гарет.

Он перекладывал рисунки из руки в руку.

– Некоторые люди, – сказал он, смотря вниз, будто обращаясь к письменному столу, – думают, что быть маркизом означает заседать в палате лордов и собирать миллиарды ренты с несчастных мелких арендаторов. Они думают, что это позволяет входить в гостиную перед графами и после герцогов[13]. Они считают, что это – придворный мундир и куча яств, даже в голодные времена. Они уверены, что это – благосклонность самых желанных и красивых женщин.

– Разве нет?

Он безвольно опустил рисунки на стол.

– Возможно, одной прекрасной женщины. Но это совсем не то, что на самом деле значит быть маркизом в Англии. Знаешь, один из моих отдаленных предков стал первым лордом, возвышенным над простым людом в вознаграждение за большую услугу, оказанную им королю.

– Кто он был, этот твой предок?

– Рыцарь Уэльский. Но знаешь, титул накладывает обязательства – это не разовое вознаграждение за оказанную услугу. Это обещание, обрекающее перворожденного сына, и сына твоего сына, и всех твоих потомков. Титул обязывает их служить своим подданным. Мой дед был жесток, но на это существуют свои причины.

Он убрал перевязанные лентой бумаги в ящик стола и медленно, но твердо закрыл его.

– Когда маркиз берет со своих подданных ренту, он не просто получает прибыль. Он тем самым оказывается связанным обещанием. Иногда я не могу спать ночами, размышляя о налагаемых на меня обязанностях. Должен ли я основать хлопковую мануфактуру, как ту, что в Манчестере? С одной стороны, они обеспечивают занятость, ведь если мои подданные голодают, то я ответственен за это. С другой стороны, столь часто происходящие несчастные случаи… Да, я в ответе и за это тоже. Я достаточно быстро понял, почему мой дед запрещал мне улыбаться. Обязанности маркиза не оставляют места и времени для веселья. Вокруг слишком много человеческих страданий, а у меня слишком мало возможностей что-либо изменить.

– Ты не обязан делать все это сам, – сказала Дженни. – Сотни других лордов поступают… – Нет, она не могла заставить себя сказать ему, чтобы он был как все. – В твоей жизни совсем нет тепла. Как ты это выносишь?

Он сделал легкий отрицательный знак рукой.

– Давай пожалей меня. Ты только послушай себя. Бедный Гарет – вынужден быть маркизом. Я прекрасно себе представляю, что человеческие страдания распределены чертовски неравномерно между мною и моими подданными.

– Найми управляющего поместьями. Позволь еще кому-нибудь разделить с тобой ответственность.

Он развел руками:

– А кому я могу доверять? Я был рожден для этого. Никто кроме меня не прошел обучения, предпринятого моим дедом. И это – моя ответственность. Как я могу просить кого-либо взвалить ее на себя?