Доказательство любви

– Конечно я ушел. Я был голоден и не нашел ничего поесть. Я купил хлеб и немного сыра. И апельсины. – Гарет положил бумажный сверток на стол. – Погоди. Ты имеешь в виду, что подумала, будто я ушел. Не сказав тебе ни слова. Ты решила, что я могу так поступить?

Он распрямил плечи, холодный и оскорбленный.

Дженни кивнула.

Он стиснул зубы.

– Черт возьми. Тебе лучше, чем кому-нибудь еще, известно, что я не очень хорош в подобных вопросах, но даже я не настолько плох. Правда, Дженни. Почему ты так могла обо мне подумать?

– Не знаю, – всхлипнув, прошептала она. – Возможно, потому, что ты однажды сказал мне, что все, что тебе нужно, – трахнуть меня?

– Я это сказал? – Он удивленно посмотрел на нее и задумался. Потом, очевидно, вспомнил и нахмурился. – Господи! Я сказал это? Как ты могла даже прикоснуться ко мне после этого?

Она отвернулась, чтобы скрыть свои истинные чувства.

Из чайника повалил пар. Гарет наклонился и подобрал с пола тряпку, подхватив кипящий чайник за ручку. Дженни завороженно наблюдала за тем, как он наливает воду в ее заварочный чайник.

– Какой же ты лорд? Ты сам делаешь чай?

Он поставил обратно чайник, приглушенно фыркнув.

– Я же не совсем беспомощен. Я прожил несколько месяцев в бразильских джунглях, с минимальным набором имущества. Я могу приготовить чай, который удовлетворит даже самого изысканного ценителя. И кофе. И овсянку, если это имеет значение. – Он протянул руку, в которой была по-прежнему зажата тряпка. – Ты любишь апельсины. Вот. Позволь, я очищу тебе один.

Дженни икнула сквозь слезы.

– Как ты узнал, что я люблю апельсины?

– Откуда бы он еще взялся у тебя в мешке в тот день, когда я тебя встретил? Все, иди сюда и давай ешь. Ты почувствуешь себя лучше.

Дженни сморщила носик, но он, несомненно, был прав. Она села, и Гарет протянул ей дольку.

– Слезы, – заметил он, едва она положила сочную дольку себе в рот, – неразумны. Тебе не нужно бояться, что я брошу тебя, не оставив ничего, кроме серебряного браслета. Я внимательно отношусь к своим обязанностям. – Он протянул ей кусок сыра.

Дженни протестующе выставила руку.

– Нет, – проговорила она едва слышно. – Ты не будешь.

– Что ты имеешь в виду, говоря «я не буду»? Конечно я буду. Ты даже не можешь себе представить, как мало значат для меня деньги, и почему бы мне…

Она уперлась указательным пальцем в его грудь.

– Ты не будешь, – сказала она, – потому, что я тебе этого не позволю. У меня есть… У меня есть достаточно денег. Они… они хранятся. Так сказать. – Это «так сказать» было преувеличением. Она облизнула губы. – И я не хочу быть твоей обязанностью или ответственностью. – В этом она была уверена гораздо больше. Неужели ты думаешь, я хочу получать от тебя периодическую плату?

– А почему бы нет? Большинство людей так делают. Она молча затрясла головой. А потом снова залилась слезами.

Гарет в ужасе уставился на нее.

– Что? Что такого я сказал на этот раз?

Она продолжала плакать.

– Это не имеет никакого смысла! – вскричал он. – Это необъяснимо. Дженни, ты же умная женщина. Не стоит плакать из-за того, что мужчина предлагает тебе небольшую финансовую помощь.

Его утешения не произвели на нее никакого эффекта.

Дженни помнила свои детские мечты о матери. Однако она никогда не задумывалась, что ей пришлось испытать. Неужели она тоже сбилась с пути, когда человек, который был ей дорог, холодно предложил ей некоторую сумму проклятых золотых монет?

Дженни не могла на это согласиться. Она жила на подобные выплаты почти всю свою юность. Кто-то нанимал вереницу бесчувственных, безразличных женщин, чтобы они растили ее. Ей не следовало сбегать от предназначенной ей участи гувернантки, чтобы стать ответственностью другого мужчины. Потому что то, к чему женщина относится как к холодной обязанности, мужчина рассматривает как средство успокоения своей совести. Финансовое отпущение грехов, никаких эмоциональных при вязан ностей.

Она не допустит этого снова. Она стала мадам Эсмеральдой, потому что не хотела иметь хозяина. Она чувствовала, будто ее перекладывают из одной коробки в другую. Она не хотела стать еще одной чертовой колонкой в его расходной книге, и будь она проклята, если позволит себе снова зависеть от кого бы то ни было.

– Послушай, – сказал Гарет, почти отчаявшись, – я буду… буду посылать тебе финансовую помощь. И время от времени корзины с фруктами.

Дженни не могла этого вынести. Она рассмеялась над ним сквозь слезы.

– Послушай только себя. «Женщина не лодка. Она наука». Господи, да если бы Линнеевское общество это слышало, они изгнали бы тебя из своих рядов.

– Ладно, – гневно пропыхтел Гарет, – я не знаю, что делать. Я был серьезен, говоря о корзинах с фруктами.

– Я знаю. Почему, по-твоему, я рассмеялась? Честно, Гарет, разве можно быть таким беспомощным?

– Беспомощным? – Гарет нахмурился. – Я не беспомощен. Я просто не могу обдумывать каждое свое слово. А поскольку ты не говоришь, что случилось, я не могу решить проблему.

– Если бы ты мог решить эту проблему, разве бы я плакала?

– Что, черт возьми, я могу поделать с проблемой, которую не могу решить?