— А мы откуда знаем? — возмутился Андрей, всем своим видом демонстрируя, насколько ему, несчастному ребенку, тяжело стоять с этим мешком на плече. — У нас здесь практика. Нам Александр Васильевич сказал сорок мешков к воротам перетащить. Вот мы и таскаем!
Вахтер была озадачена не столько тем, что не слышала ни о каком Александре Васильевиче, сколько тем, что мешки с сырьем таскают вручную, причем на горбах бедных школяров.
— Вы сейчас еще за мешками пойдете? — осведомилась она.
— Конечно, — подтвердил Андрей. — Еще ведь тридцать девять мешков осталось!
— Ну, тогда скажите своему Александру Васильевичу (или кто у вас там руководитель?), чтобы подошел сюда и оформил документы как положено!
— Ладно! — кряхтя ответил Андрей, уже выходя за ворота.
Оказавшись на улице, приятели, насколько это было возможно, припустили прочь от фабрики.
— Слушай, — поинтересовался Леха, когда они наконец остановились отдышаться, — а кто такой этот Александр Васильевич?
— А я откуда знаю? — ухмыльнулся Андрей, довольный своим удачным экспромтом. — Наверное, большой начальник.
— Фельдмаршал, — поддакнул Миша. — Граф Суворов.
Приятели рассмеялись.
Произошло чудо. Приятелей не отчислили после восьмого класса. Отток из школы был настолько велик, что из трех восьмых классов едва-едва удалось набрать два неполных девятых. Возможно, именно поэтому директриса даже не упомянула о своем обещании избавиться от «криминальной парочки». Конечно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что, перенеся все свои операции за пределы школы, наши друзья более ничем не запятнали своей репутации и даже удостоились за это поощрения от завуча в форме «наконец-то за ум взялись».
В общем, так или иначе, но все трое оказались в одном девятом классе.
В их классе учились в основном все те ребята, с которыми они грызли гранит наук предшествовавшие годы. Было лишь трое новеньких. Одна девушка, Нина Кирьянова, и двое ребят: Костя и Рафута. Последние, как оказалось, знали друг друга давно. Родители их работали вместе в каком-то посольстве в Азии, и до девятого класса оба они жили и учились там.
Именем своим Рафута был обязан тому обстоятельству, что мать его была сотрудником посольства, а отец — местным генералом. Непонятно, почему наши спецслужбы решили смотреть на подобный союз сквозь пальцы, да это не имеет значения, ведь наши герои понятия не имели о том, что существуют подобные нюансы жизни наших граждан за рубежом.
Само собой разумеется, что положение родителей накладывало определенный отпечаток на чадо. Дорогие рубашки, импортные кроссовки, электронные часы с музыкой, карманные калькуляторы — все это бросалось в глаза облаченным в затертую школьную форму, обувь от «Большевички» и сорочки от «Москвы» счастливым советским детям и вызывало вполне понятный интерес, а порой и плохо скрываемую зависть. Всем своим видом эти двое пытались доказать, что они — существа другого, высшего порядка и то, что их волею судьбы занесло в такую дыру, как общеобразовательная школа, есть чистейшей воды случайность, нисколько не принижающая их статус.
Наших приятелей новенькие заинтересовали было в качестве потенциальных клиентов, но, судя по всему, выездные родители без хлопот могли прислать любимым сыновьям любую вещь, во много раз превосходящую по качеству местный «самопал». И на какое-то время о Косте и Рафуте забыли.
Но прошел месяц, и новички напомнили о себе сами. И так уж получилось, что именно они невольно вывели деятельность нашего трио на новый уровень.
Дело было так.
Наши приятели любили играть в карты. В буркозла. Есть такая игра, не бог весть какая интеллектуальная, но шевелить мозгами все-таки обязывала. Иногда карточные партии разворачивались прямо в школе: в туалете на перемене, на последней парте в классе, когда учитель, дав задание для самостоятельной подготовки, удалялся по своим делам, после и вместо уроков на скамейке в скверике у школы.
И вот как-то во время очередной самостоятельной работы, когда учительница, написав на доске столбик номеров задач, с чистой совестью удалилась, приятели затеяли очередную партию.
Костя и Рафута сидели за партой впереди. Рафута углубился в тригонометрию, а Костя, развернувшись вполоборота, наблюдал за игрой, глядя в Мишины карты. В какой-то момент Косте показалось, что Зуля совершает грубую ошибку, и он невольно вымолвил: «С бубей!»
Трое игравших резко повернулись к нему, возмущенные столь бесцеремонным вмешательством в партию.
— Слышь! — Как всегда, Андрею не нужно было лезть за словом в карман. — Ты бы лучше раскладывал свой трехчлен!
Презрительный тон, которым было произнесено это предложение, задел Костю и привлек внимание Рафуты, разрисованная арабским орнаментом ручка которого замерла над тетрадью.
— А ты что, корову проигрываешь? — язвительно поинтересовался Костя.
— Не твое дело, что я проигрываю, — отпарировал Андрей. — А ты не умеешь — не лезь.
— Положим, уметь-то я умею, — огрызнулся Костя. — Получше некоторых.