Но перед ним все еще ее опекунша стояла, кстати, прожигая гневным взглядом. Очевидно, рассчитывая, что Олег падет ниц и покается.
— У нас не лучший отдел, чтобы ей карьеру строить, — хмыкнул, пытаясь сарказмом скрыть все то, что в груди клекотало. — Я не хотел Дарью втягивать в то, что может к такому привести, — махнул травмированной рукой, как на весь свой вид обращая внимание. — Она точно не заслуживает сходу быть втянута туда, где опасности подвергаться может, — отрезал резче, чем хотелось бы.
Все же с контролем у него теперь капитальные сложности. И за эти три дня все только ухудшилось.
Зато, не мог не отметить, что странная ломота, которая мучила все это время, сейчас как изменилась, переплавилась в потребность двигаться, действовать… До нее добраться! Выяснить, разобраться… Аж подкидывать внутри начало. Но это же тупо. Сам решил…
— Возможно, кто-то другой довел ее сегодня? Я ничего не писал, — поинтересовался у Анны Тимофеевны.
Женщина, кстати, как осела немного, задумалась после его слов. Иначе глянула, будто впервые новые детали во внешности Гутника оценив. Не то чтобы ему приятно было ее разглядывание, но и забавно немного. Остались, выходит, те, кто не обращал на его травмы внимание? Она ли привила подопечной такой же взгляд на мир? Ведь и Дарья на него вечно смотрела так, будто не видела ничего из того, что и давних подчиненных поначалу заставляло отводить взгляд…
Анна Тимофеевна нахмурилась.
— Даша говорила про кого-то… Что приходил в архив кто-то, не могла толком объяснить. Но я не видела никого, нашла ее рыдающей в подсобке, вот и решила, что она просто меня отвлечь пытается, — кажется, немного сдала назад женщина, смутилась. Уже не так на гневную валькирию похожа была. — Я… понимаю ваши доводы. И даже разделяю. Сама об этом думала, — ровно встретив его взгляд, кивнула. — Только, а ей вы говорили о причинах? — как-то иначе глянула, пытливо, будто в голову Гутнику пытаясь пробраться.
Не то чтобы это и у более опытных людей выходило, даже у тех, у кого дознание — основная задача. И сейчас не сомневался, что не поняла, как его телепает от одного воспоминания о Дарье. И все же…
А еще Гутника внезапно проняло. Стало-таки… не стыдно, нет, но совестно точно, елки-палки!
— Я никогда ее такой расстроенной не видела, как после этого вашего сообщения, Олег Георгиевич, — все же точно продолжая упрекать, добавила их управляющая архивом. — Она сама не своя эти три дня ходит. Как в воду опущенная! — слабину в нем ощутила, что ли?
Вот что за тяга добить, а? Гутнику и так паршиво, он и сам представить мог, насколько обидел Дашу своим распоряжением. Особенно теперь понимать стал.
— Немного ознакомившись с характером вашей воспитанницы, я испытал сомнения, что она прислушается к разумным доводам, — хмыкнул Гутник, вновь пытаясь акценты перевести.
А сам попытался понять, было ли рациональное зерно в словах о том, что кто-то все же ее мог испугать в архиве? Но кто?! Она там два месяца заменяла эту самую Анну Тимофеевну и со всеми нормально общалась, если Евгению верить. Любимицей стала… Не только его, блин.
— Да, Даша упрямая… Целеустремленная, если решит что-то, — не без гордости в голосе, усмехнулась вдруг Анна Тимофеевна.
А Гутнику прям подпекать внутри внезапно стало. Некий алогичный порыв! Неразумный, опасный. Неконтролируемый. Аффект, елки-палки!
— Так кто ее напугал?! — потребовал он больше информации, сам не поняв, отчего решил именно так. И опекунша Дарьи удивилась, казалось. Помедлила.
— Я не очень разобралась. Она совсем не ясно объясняла, говорил, что одного мужчину у вас в кабинете видела, а другого не знает, — походило на то, что Анна Тимофеевна наконец-то смутилась и поняла, что не вполне уместно пришла свой гнев выплескивать на… руководство, в общем-то.
Но Гутнику внезапно не до таких тонкостей стало. И на все собственные доводы, которыми усмирял эти дни невыносимую нужду увидеть ее, пох*р вдруг! Какое-то странное помутнение сознания, ей-богу! И разум вроде отмечал где-то вдалеке, что эта потребность вразрез со всей логикой идет! Но…
— Где она сейчас?! — рявкнул, натурально потребовав ответ, не вполне осознавая, что и тело уже не так ломит.
Словно цель добраться до Дарьи вдруг стала доминирующей, вытесняющей все остальное из его сознания!..
**Чая не хотелось. Вот, вообще!
Дарья посмотрела на полную чашку и только вздохнула. С таким же тяжелым сердцем глянула на папку. Непонятно… С какой радости та к ее рукам будто прилипла? Не характеристика чья-то, не отчет.
Описание какого-то допроса, но точно понять содержание сложно. Слишком многое вычеркнуто так, что слов не разобрать. Вот зачем в архиве держать документ, который явно ничего не позволяет узнать? Или его распечатывали по запросу кого-то, у кого доступа не было толком? А зачем? Чтоб не лезли больше?