Дохлый таксидермист

– А если и догадается, – нежно сказал Ильф. – Так какая же в том беда?.. Он у себя в «Мастер и Маргарита» кого только не описывал, так что пусть терпит. Женя, вы вечно ворчите, что я не хочу работать, так давайте пока отложим обед и быстренько набросаем план. Давайте, вытаскивайте эту жуть про ГОЭЛРО из печатной машинки, допишем потом.

***

После шести Приблудный вернулся и продолжил настойчиво просвещать Петрова и Ильфа относительно правил общения с Учителем.

Для начала Ванька запретил им поднимать в разговорах с Учителем религиозные темы и велел не шарахаться, если он захочет кого-то перекрестить. После чего, убедившись, что соавторы не собираются вступать в теологические беседы, вошел во вкус: запретил делиться подозрительными теориями про секты и вспоминать про эпизод с веревкой в Ташкенте, наказал держаться сдержанно и непринужденно, и так далее.

Петров старательно клялся по каждому пункту. Ильф сперва тоже клялся, а потом устал и только кивал в знак того, что на него все это тоже распространяется. В итоге они наобещали больше, чем на собственных свадьбах, хотя Ваня все равно остался недоволен.

Плюс Ильфу опять влетело за носки – там как будто действительно был какой-то пунктик на этот счет. Правда, Петров так и не понял, было ли это причудой Учителя или личной инициативой задерганного Приблудного.

Бедняга, он так волновался из-за этой встречи, что они решили не заходить после работы в столовую и поехали к Учителю на сорок минут раньше назначенного. Петров не видел ничего ужасного в том, чтобы пропустить ужин – они же все равно не обедали – зато Ванька слегка успокоился.

Учитель жил в старой дворницкой на Среднем каретном переулке. Вход в дворницкую располагался чуть в стороне от подъездов, и получалось, что Учитель отгораживался от основного двора целой батареей мусорных баков, а от баков – густыми кустами сирени. Евгений Петрович подумал, что тут, наверно, очень красиво весной.

А Ильф – что это идеальное место для сектантского притона.

– Бросьте, Ильюша, никто не будет устраивать притоны в двух минутах ходьбы от Петровки, 38, – возразил Женя, поглядывая на дверь, за которой исчез Приблудный.

– Это не делает «Учителя» менее подозрительным, – Ильф тоже бросил на дверь осторожный взгляд и, не увидев никакой опасности вроде подслушивающего Приблудного, насмешливо улыбнулся Петрову, – знаете, Женя, в последнее время вы слишком влюблены в Диккенса. Перечитайте Честертона, там много чего интересного. Помните, из «Сломанной шпаги»: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Но что ему делать, если леса нет? Он сажает лес, чтобы спрятать лист. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес».

– …«а если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел», – закончил Петров. – Ну-ка, Ильюша, и где вы по такой логике собираетесь размещать притоны?.. Ну?

Ильф фыркнул, но не сдался и принялся сочинять сеть преступной логистики. Петров вспомнил работу в одесском уголовном розыске в молодости и с удовольствием поучаствовал в обсуждении. Появившийся Приблудный скользнул по ним подозрительным взглядом, но предъявить ничего не смог – соавторы уже давно перешли от сектантских притонов к общеуголовным. Правда, Евгений Петрович подозревал, что Ильф завел эту беседу специально с расчетом на то, что Ванька подслушает.

– Учитель просит немного подождать, – сказал Ванюша, после чего усадил Петрова и Ильфа на лавочку и принялся развлекать байками о том, как он отучал соседей кидать под дверь дворницкой всякий мусор.

Это была совершенно очаровательная история, и закончилась она тем, что Приблудного и особо буйных соседей замели в каталажку, и Учителю пришлось вызволять оттуда всю честную компанию в количестве пяти человек.

– Еще бы вас не схватили, – улыбнулся Петров. – Вы же живете на задворках у московской милиции.

– Черта с два я бы тут поселился, если бы не Учитель!

Ильф уточнил, не против ли дорогой наставник соседства с милицией, и Ванька легкомысленно отмахнулся:

– А, ему так спокойнее. Его же убили террористы-буржуи, – он посмотрел на удивленные лица соавторов и задрал нос. – У меня, знаете, они все записаны. Один из них уже умер, я набил ему морду, а еще два, черти, живут. Ну, ничего, ничего…

Он резко замолчал, потом драматически зашипел «вы ничего не слышали», и, развернувшись носом к открывающейся двери, изобразил у себя на лице гримасу прилежного гимназиста и, наконец, с несвойственным для себя легким смущением пробормотал:

– Товарищи, познакомьтесь, это Григорий Ефимович. Ну, Распутин Григорий Ефимович.

Драматический эффект от появления легендарного старца слегка смазало то, что дворницкая располагалась чуть ниже уровня земли. Так что сначала Петров увидел макушку Распутина с небольшой лысиной на проборе, а уже потом встретил его тяжелый и мрачный взгляд.