Как следовало из материалов дела, летом 1990 года в одном из подмосковных поселков собралась группа людей, решившая создать националистическое движение «Русская национальная акция», или сокращенно РНА. Подискутировав немного на тему, чем должны заниматься настоящие русские националисты и «патриоты» в период усиления «жидо-масонского господства» в стране, они решили объявить свое сборище учредительной конференцией и зарегистрировать организацию, как этого требует закон. Среди участников тайного сборища было немало зеленых юнцов, которых прельщала ложная романтика боевых отрядов, напоминающих гитлеровских штурмовиков, громивших магазины еврейских торговцев и марширующих по улицам городов среди оцепеневших от страха граждан. Но было на «конференции» и немало мужчин в зрелом возрасте — в основном бывших военных, спортсменов и сотрудников закрытых научно-исследовательских институтов, влачащих жалкое существование из-за развала советской оборонки. В их числе оказалось и несколько рядовых работников правоохранительных органов, которых уже не вдохновляла борьба с преступным миром и стояние в многочасовых оцеплениях во время охвативших всю страну митингов.
Организация была построена на жестких принципах субординации, почти как военная структура. Она имела свою штаб-квартиру, во главе которой стоял человек, бывший некогда комендантом студенческою общежития, а затем инструктором по рукопашному бою. В члены РНА принимались все желающие, но после длительною собеседования и тщательного отбора с учетом состояния здоровья. Хилые и больные, лица еврейской и цыганской национальности, а также выходцы с Кавказа и из Средней Азии в организацию не допускались.
В короткие сроки членам организации удалось прибрать к рукам брошенный военный городок в Подмосковье, оставшийся после расформирования одной воинской части, отремонтировать казарму и несколько хозяйственных построек, переоборудовать их для нужд организации. Целыми днями на плацу маршировали, отрабатывая строевые приемы, юнцы, облаченные в темно-коричневые куртки. Командирами отделений стали бывшие офицеры, часть из которых прошла «Афган» и некоторые «горячие точки».
После августовских событий 1991 года, когда в стране началась вакханалия разрушения, а правоохранительные органы и госбезопасность впали в состояние оцепенения, «Русская национальная акция» развернулась во всю мощь. Новые коричневорубашечники не стеснялись уже выходить на улицы, маршировать под изумленными взглядами горожан, отдавать друг другу приветствие, вскидывая руку вперед и вверх, как это делали некогда немецкие нацисты. Происходило то, чего не мог представить себе никто — в стране, победившей фашизм и понесшей от него самые ужасные потери, стали поднимать голову последователи Гитлера, причем нисколько не стесняясь и не скрывая этого. Власть, а ее фактически не было, никак не реагировала на появление коричневорубашечников, которые стали действовать все более активно и дерзко.
Очень скоро на подмосковных базах РНА стали звучать хлопки выстрелов — в рядах неонацистов появилось оружие, разумеется, сначала чисто спортивное. Но это давало возможность приступить к отработке приемов стрельбы и фактически начать формирование боевых отрядов по типу гитлеровских штурмовиков.
Вахромцев долго листал дело, прежде чем наткнулся на материалы, в которых упоминался интересующий его Григорий Рыбин. Наконец среди многочисленных справок и сводок он обратил внимание на ксерокопию милицейского протокола, в котором описывался случай, произошедший в конце девяносто второго года в одном из районов на юге Москвы. Группа боевиков, среди них был и Рыбин, ворвалась в частную квартиру, служившую притоном для наркоманов и проституток. Они учинили там полный погром, избивая «отбросы общества» и круша все подряд, что оказывалось на их пути. Они буквально «повязали» всех присутствующих, а там было не менее пятнадцати человек, «конфисковали» у них наркотики, деньги, ценности и даже оружие, но радиостанции, работавшей на милицейской волне, вызвали наряд милиции и вместе с прибывшими стражами порядка доставили задержанных в отделение. В протоколе указывалось, что все конфискованные предметы были сданы в милицию, но на полях, по-видимому, рукой оперработника была сделана надпись: «По информации доверенного лица часть вещей (деньги и холодное оружие) сдана не была».
В справке, следующей сразу за милицейским протоколом, сообщалось о том, что этот отряд РНА уже больше полугода сотрудничал с милицией, совершая рейды по наркопритонам, логовам сутенеров и квартирам проституток, оказывая тем самым неоценимую услугу в борьбе с преступностью и заслужив репутацию помощников милиции, как это в свое время было с народными дружинами и комсомольскими оперативными отрядами.