Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года

То, о чем говорил Ельцин, и те решения, которые он принял, были логическим продолжением борьбы двух курсов в стране, которые олицетворяли два крыла власти — законодательной в лице Верховного Совета во главе с Хасбулатовым и исполнительной во главе с Президентом Ельциным. Вчерашние соратники по демократическим баррикадам за полтора года после августовского путча, приведшего к падению советской власти, превратились в непримиримых врагов, которые готовы были использовать все доступные им ресурсы влияния, чтобы устранить соперника. Большинство депутатов Верховного Совета выступали, но существу, за парламентскую республику, за контроль законодательной власти над исполнительной, в то время как Ельцин делал ставку на авторитарный стиль управления, на формирование президентской республики.

Андрей и сам понимал, что для России с ее традиционной верой в справедливого царя, председателя Совнаркома или генсека фигура сильного Президента предпочтительней, нежели глава государства, тонущий в море согласований и ограничений, не способный принять самостоятельных решений, действовать смело, без оглядки на множество не обремененных конкретной работой советчиков. Но это только в том случае, если созданы достаточно четкие механизмы конституционного контроля, не позволяющие превратить власть в личную вотчину для обогащения небольшой кучки людей. А в начале 1990-х годов в России как раз и складывалась именно такая система.

— Ты знаешь, это очень серьезно, — Андрей встревоженно посмотрел на Олю. — Ельцин объявил Верховному Совету войну. Думаю, Конституционный Суд не поддержит его. Что произойдет в результате этого, можно только гадать. Но ничего хорошего я не жду. Нельзя исключить повторения 1991 года, но в другом, может быть, еще худшем варианте!

— Что ты, Андрюша! — Оля испуганно замахала руками. — Этого не может быть! Ты же слышал: Борис Николаевич говорит, что не будет ни танков, ни баррикад!

— Беда в том, что ни одна сторона не пойдет на компромисс. Вот это я знаю.

— Так что же делать?

— Не знаю. Может быть, Филатов знает. Буду у Сергея Александровича — попробую спросить.

— Так он тебе и скажет! Как он тебе?

Андрей не успел ответить, как зазвонил телефон.

— Тебя. — Оля протянула трубку Андрею.

Женский голос на том конце провода спросил:

— Андрей Нетрович?

— Да.

— Это из приемной Филатова. Сергей Александрович просил вас быть у него завтра без четверти девять.

— Ясно, буду.

— До свидания. — Раздались короткие гудки.

Андрей положил трубку.

— Что, вызывают?

— Да, завтра утром.

— Но завтра же воскресенье. Мы хотели пойти с ребятами в Политехнический музей. Они ждут.

— Оля, что я могу поделать? Наверное, в следующий раз. Вызывают. Значит, нужно.

— Это связано с обращением Президента?

— Не думаю. Я к этому никакого отношения не имею. А там… черт его знает!

21 марта 1993 года, воскресенье, утро

Москва. Кремль. 1-й корпус, второй этаж.

Кабинет руководителя Администрации Президента

— Андрей Нетрович, вам надо в сжатые сроки проверить сведения об этом человеке. — Филатов протянул Орлову серый пакет с вложенным в него одним-единственным листком. — Борис Николаевич собирается в ближайшее время назначить ею на высокий государственный пост. Баранников сообщил, что у него нет никакой информации, которая пометала бы назначению. То есть официально Министерство безопасности не возражает. Но у меня остаются сомнения.

— Для этого есть какие-то основания, Сергей Александрович?

— Нет. — Филатов помедлил. — Серьезных оснований нет, но мне один человек говорил, что… В общем, надо проверить. Даю вам два дня. Больше дать не могу. Во вторник утром доложите мне. Ясно?

— А может быть, мне встретиться с этим человеком, который сообщил вам компрометирующую информацию?

— Нет уж! Занимайтесь своим делом самостоятельно.

Андрей было уже собрался выйти из кабинета, как Филатов сказал:

— Вы, конечно, слышали об обращении Бориса Николаевича и его Указе об особом порядке управления страной?

— Конечно.

— Имейте в виду: предстоит решительная борьба с большевистской партократией. Президент реванша не допустит. Сегодня в два часа ночи Конституционный Суд начал рассматривать этот вопрос. По моим данным, Зорькин выступит на стороне Верховного Совета, а это значит — война. На карту поставлено все, в том числе завоевания августа 1991 года.

«Какие завоевания?! — пронеслось в голове Андрея. — Бешеные цены? Повсеместный развал производства? Бандиты, рвущиеся во власть? Всеобщее падение нравов?» Но он, разумеется, ничего этого не сказал.

— На вас ложится большая ответственность. В том числе и с этим. — Филатов указал глазами на пакет, который Андрей держал в руках. — Нельзя подвести Президента и дать повод его врагам упрекать в том, что он назначает на высокие должности не тех людей.

— Я понял, Сергей Александрович.

— Только, пожалуйста, осторожно с этим материалом. О нем никто не должен знать.