Докричаться до мира

– Его услышала в мире Релата женщина по имени Ника, она в больничном отсеке, лечит, многие из вас ее уже знают. Их единственный корабль – он маленький, вы его видели в пустыне – был отправлен к нам на помощь. И это заслуга другой женщины, ее имя Лимма, и она встретит нас на Релате. Они убедили всех вожаков того мира, Лимма и наш капитан, айри Эллар. Он сейчас между жизнью и смертью.

Эйм охнул и сжался. Не знал, надо же. Его отчаяние поползло по столовой, рассказывая о капитане лучше слов. Волвеки слушали и вздыхали. Чужой и совершенно незнакомый айри, у которого нет никого родного в стае, оказывается, умирает из-за них. Тот, кто привел помощь и вытащил их из купола.

– Мы позвали и они пришли, – голос Лайла чуть дрогнул. – Мы потеряли в боях одного из восьмика-и-трех волвеков. Это больно, но очень немного. Мы и не надеялись на подобный исход. Он оказался возможен, потому что Эллар отключил обручи, хотя это его почти убило. А Дед – мы так зовем Юнтара – уничтожил связь Вечных друг с другом и не дал им отгородиться от штурма на уровнях могучими дверями, каждую из которых нам бы не удалось одолеть и за целый день. Они пришли ради нас, малым числом, они себя не жалели и пострадали куда больше. Вечные стремились уничтожить именно их, как самых опасных и умных среди нас. И вы правы, это не их схватка. Была. Потому что я не стану впредь считать их и нас отдельно, все, кто ходил в Гнездо – община. И если мы можем хоть как-то помочь выжить раненым – мы это сделаем. Я не желаю видеть на корабле другого капитана. Это все на сегодня. Отдыхайте, завтра будет трудный день. Свобода – штука утомительная.

Лайл развернулся и ушел. Его по-прежнему ждали раненые, сегодня умеющие лечить едва ли смогут выспаться. Йялл уложит детей и тоже пойдет в больничный отсек.

Ринк убедился, что все наконец-то сыты, и наскреб себе каши со дна котла. Подгоревшей, но ему уже все равно сегодня. Тем более – сейчас. Торопливо проглотив кашу, волвек бегом бросился по коридорам. Чутье, дремавшее в нем долгие годы, еще во время штурма Гнезда решило проснуться, и теперь вещало новую беду.

Тимрэ нашелся именно там, где его «засек» своим сознанием Ринк.

В пустом секторе близ рубки, в комнате Деда, запертой до окончания неразберихи по приказу Первого. Айри сидел в углу, забившись за кресло и сжавшись в комок. Он устал безмерно, вытаскивая с того света волвеков, а собственная толком не обработанная рана на бедре ныла, разбитая рука требовала вмешательства лекаря.

Но это излечимо. Хуже его внутреннее состояние, загнавшее обычно веселого и жизнеолюбивого Тима в угол комнаты Юнтара. Последнего из тех, кто был по-настоящему дорог и близок из прошлой жизни. Потерянного вместе с самым дорогим в новой – Элларом.

Ринк сгреб плед с кровати Деда и укутал маленького врача. Сел рядом, взял в ладони его руки и закрыл глаза, вслушиваясь в сознание, затопленное отчаянием по самую макушку. Там была вина: Эл вышвырнул его из комнаты, а не он – Эла, хотя как врач должен был разобраться первым; досада – надо было предусмотреть все и взять запасную сыворотку в Гнездо; раскаяние – он знал, что Йонах слаб и позволил ему остаться в корабле, с детьми; боль – он и теперь ощущал страдание обоих; обреченность – их уже не вернуть; тоска – жить дальше без них невозможно…

– Мы что, чужие тебе? – почти сердито отчитал Ринк айри, выдирая его из прострации. – Тоже выдумал дело, сидеть тут, голодным и разбитым. Жив твой Дед, и Эл жив. Я тебя лично загрызу за преждевременное отчаяние. И даже если умрут, минимум отлуплю. Тоже, нашелся тонкокожий! Мы все переживаем гибель близких и продолжаем ценить и любить мир.

– Я, похоже, не смогу, – виновато выдавил Тимрэ. – Только не их.

– Тебе слишком мало лет, чтобы рассчитывать на иное. Переживешь обоих, так или иначе. Я вот переживу Лайла. И не собираюсь плакать на его похоронах. Он против! И к тому же надо иметь совесть, Тим. Что за бесконечное детство: не переживу… Ты уже сам дорог другим и для них – старший. Хватит брать у Деда, Лайла и прочих.

– Брать? – Тимрэ удивился.

– Брать. Ты ищешь помощи, поддержки, уверенности и избранного общества. Не могу сказать точнее, – сердито тряхнул головой Ринк. – Но ты уже сам для многих старший и избранный. Думай о них. Тебя любят и уважают. Вожаком быть труднее, чем щенком. Больнее, утомительнее, иногда – до совершенного изнеможения. Но это удел сильных. Если не станет Лайла, кто-то должен будет занять его место и постараться быть этого места достойным. Если не станет Деда – ты должен многое взять на себя из его дел. Поешь, отоспись и учись быть вожаком. Стая жива и нуждается в тебе, а ты – «не переживу». Стыдно?

– Стыдно! – удивился Тимрэ. – Ринк, а ты, кажется, тоже учишься?

– Лайл весь черный от усталости, у меня нет выбора.

– Выбор всегда есть, просто мы иногда его не умеем видеть. И не хотим. – Тимрэ завозился, выбираясь из пледа. – Проводишь до больничного отсека? Я и правда устал.

– Провожу. Ногу мне посмотришь, не желает больше ходить, хоть Ника ее и уговаривала. А там, как я чую, вокруг жены чужие самцы увиваются…