Докричаться до небес

— Да, Малыш. Не то слово. Как представлю, что буду стоять там один, — он дернул подбородком в сторону стойки микрофона, — становится не по себе.

— Хочешь, я постою рядом?

— Хочу. Но лучше, если ты будешь в зале. Так я смогу тебя видеть.

— Хорошо.

Фил подошел к сцене, провел ладонью по краю и рывком запрыгнул на нее. Развернулся, подал мне руку, и я через мгновение вновь оказалась рядом с ним.

— Сыкотно и страшно, — обнимая меня сзади, прошептал Фил. Так тихо словно боялся признаться даже себе самому.

— Нет, — тряхнула я головой. — Ты не боишься. Это всего лишь переживания, — потрогав микрофон, упёрлась затылком ему в грудь и выдохнула. — мой Волк ничего не боится. И никого.

— Ты так уверенно это говоришь, Рит, — хмыкнул он.

— Потому что так и есть! — взяв его ладонь, я положила ее на верхушку микрофона и без капли сомнения в голосе, будто все это видела наяву не один раз, сказала, — Ты поднимешься на эту сцену, вот так же положишь руку, и все страхи сразу исчезнут. Здесь больше не будет людей. Никого не будет, кроме тебя и музыки. Как в студии. Ты будешь петь для себя и для мамы.

— Ты забыла про себя, — добавил Фил.

— И для меня, — улыбнулась я. — Пойдем. Я все таки тебя покормлю.

В мерцании стробоскопов все движения превращаются в рваное кино. Яркие, слепящие вспышки бьют по глазам, а люди на танцполе превратились в единый живой организм. И он пульсирует в ритме, который ему задает глухой бас. Низкий настолько, что отдается в груди мощными ударами. Мстислав не стал перенастраивать аппаратуру и разогревал людей перед концертом, запуская через колонки ремиксы на песни Фила. Несколько сотен человек вокруг синхронно качают руками, словно в трансе. Завораживающее зрелище. И где-то среди них сейчас появится тот, кто всем этим может и будет управлять. Сперва мои глаза замечают массивную фигуру Гурия. Он лишь острие ножа, рассекающего край толпы, а за ним, в окружении остальной охраны, медленно идёт Фил в своем плаще с надвинутым по самые глаза капюшоном. И это лезвие проходит сквозь танцующих, как сквозь воду, заставляет разойтись в стороны, но люди тут же снова смыкаются за спинами охранников. Никто даже не догадался, что тот, на чье выступление пришли все в этом клубе, сейчас идет рядом с ними на расстоянии вытянутой руки.

Над сценой не светится ни одного огня, но я знаю, что Фил стоит перед микрофоном и накрывает его ладонью. Он все же волнуется, сколько бы я его не успокаивала, сколько бы не настраивала. И когда в клубе резко гаснет весь свет, а музыка обрывается, словно кто-то дернул рубильник вниз, на моих губах появляется улыбка. Поиграть на нервах перед началом выступления в шутку предложил Максим, только будет это использоваться или нет ребята так и не решили, не смогли определиться, впишется ли такой прикол в само шоу. В кромешной темноте раздался первый недовольный возглас, следом еще один и еще, и еще, но когда загорелся прожектор, едва подсвечивающий темный силуэт у микрофона со спины, стены клуба задрожали от рева. Такого никто не из нас не мог себе представить. На грани сорванных связок сотни голосов начали скандировать:”Фил! Фил! Фил!” И я была среди них. Кричала, захваченная этой эйфорией, а через колонки начал звучать обратный отсчет. Каждое число включало что-то свое: прожектора, дымогенераторы, стробоскопы, лучи лазеров… И только когда отсчет достиг нуля, Фил скинул капюшон на плечи и поднял вверх сжатый кулак.

Каждую песню Фил выкладывался так, что мало кто потом смог бы сказать:”Не, ну это же всего лишь клубное выступление. Что вы вообще от такого хотели?” Он раскачивал людей, отдавая им все свои силы, всю свою энергетику. Каждую строчку, каждую рифму, подхваченную музыкой, Фил выдавал, балансируя на грани своих возможностей, и когда, не рассчитав силы, запнулся на середине куплета, зал тут же подхватил и допел его до конца, а на припеве прогремели уже вместе.

— Эй, народ! — поднял ладонь Фил, — Народ, дайте чутка тишины! — попил воды, и пока зал успокаивался, достал из кармана и включил маленький фонарик. — Народ, подсветите немного.

По мере того как зажигались фонарики на телефонах, один за другим гасли прожектора, и через минуту клуб снова погрузился в темноту, в которой яркими точками горели сотни огоньков.

— Спасибо, народ. Мистик, Клей, ваш выход, братва.

За спиной Фила что-то прошелестело и под медленную, тягучую музыку засветилось отражением зала. Словно кто-то снимал это на камеру и тут же проецировал на стену, чтобы все могли увидеть происходящее со стороны. Картинка покрылась рябью, теряя фокус, а потом я перестала дышать — вместо фонариков появилось припорошенное снегом крыльцо клуба и девушка, в которой я узнала себя. Вот я стучу в двери, разговариваю со Стасом, а потом появляется Фил и его тихий голос: