Доктор. 2.

– Я батю никогда ни о чём не прошу, думаю, ты заметил. Но сейчас как никогда нуждаюсь в его профессиональном участии. Не как банкира, – поясняет Лена, выруливая с обочины на трассу и утапливая педаль газа до самого пола.

К Сергеевичу, кажется, успеваем. Даже с запасом.

– Поясни? Саматов с Арабом вроде бы не считают опасность серьёзной?

– Мелкий, у меня нет от тебя секретов. Но ты уверен, что хочешь ответа?

– Разумеется, – кладу руку на её правое бедро. – Если не скажешь – как раз будет секрет.

– Я ещё пятнадцать минут назад искренне собиралась сделать так, чтоб этого территориального представителя достали и дома. – Признаётся Лена.

– В соседней стране? – широко открываю глаза. – Серьёзно?

– Более чем, – кивает Лена. – И сейчас ещё не уверена, что остыла.

– Тебе не кажется, что это перебор? – свожу брови вместе. – Сегодня и так двое человек погибли. Третий, вероятно, надолго сядет...

– Я не эгоистка. И даже более того, каторгой и фигнёй в реанимации могла бы вообще не страдать, уж ты-то знаешь. Но тут другое, – как-то необычно сосредоточенно объясняет Лена. – Это какой-то мой женский псих. Я понимаю, что он неконструктивен, но именно сейчас ничего не могу с собой поделать. Мелкий, те инъекторы, там ведь разные варианты возможны были. Я не стала спорить на базе, но те ребята с Котлинским не реаниматологи ни разу. А паралитик есть паралитик! И тот, кто готов использовать такое... должен быть готов к аналогичным ответным действиям. – Заканчивает она, со свистом обгоняя по встречке какую-то фуру.

– Араб тоже врач, военно-медицинская академия.

– Ты смотри, а ведь подумала ещё, – качает два раза головой Лена. – Но спросить постеснялась.

– Я не постеснялся, – смеюсь. – Психиатр, говорит.

– Ну видишь, не реаниматолог же. Он с этими спецпрепаратами имел дело только в теории и, скорее всего, только в рамках учебного спецкурса. Теоретического. А я... Это яд, Мелкий. Яд, блокирующий работу дыхания, сердечной мышцы, в общем, разные варианты. Антидот антидотом, но тебе только шестнадцать. – Лена смахивает что-то из уголка глаза. Я тактично стараюсь этого не замечать.

– Хорошо. Едем к Роберту Сергеевичу после тренировки, – киваю, чтоб не углубляться. – Давай с ним советоваться.

Интересно, а где-то есть в мире люди, которые спокойно могут отстоять свою точку зрения, когда их вторая половина плачет? Ни о чем не просит. Ни на чем не настаивает. Только молча роняет слёзы, ничего не прося.

Я уже сам готов придушить этого территориального представителя.

Продолжаю бросать на Лену частоту покоя до самого спорткомплекса. Кажется, её эта история зацепила больше, чем всех остальных вместе взятых.

_________

Сергеевич, мазнув взглядом по Лене у входа, отводит меня в сторону:

– Спортивная форма есть?

– Конечно, – поднимаю в воздух пакет, с удивлением глядя на него.

– Не у тебя. Для неё форма есть?

– Да, в багажнике. – Поясняю, – в теннис ездим играть, плюс у неё свой зал, есть во что переодеться.

– Скажи ей, пусть возьмёт форму из машины, переоденется в женской раздевалке и идёт сюда.

Через пятнадцать минут, когда остатки абонементной группы расходятся, в зале остаются только те, кто идёт на соревнования. Тренировку с нами ведёт сам Володин, который мой тёзка. Впрочем, рисунок тренировки с ним не сильно отличается от обычного, разве что в ринге он мелькает гораздо больше Сергеевича. Кстати, через полчаса мне кажется, что как тренер Володин послабее.

А Сергеевич, полностью махнув рукой на наш тренировочный процесс, в углу с Леной лично заставляет её прыгать «квадрат», потом бросать кулаки перед зеркалом в учебной стойке, в общем, выжимает три пота из неё. С удивлением вижу, что вся эта физкультура идёт ей только на пользу, если говорить об эмоциях. Как боксёр она, конечно, выглядит смешно.

Мы уже заканчиваем, идём в душ, взвешиваемся, а Сергеевич с Леной ещё упражняются.

– ... Саня, а почему так? – спрашивает Игорь, тяж, указывая на весы. Обращается к Володину, не ко мне.

– Так душ же, – разводит руками Володин. – На мелких весах не видно, а у тяжей часто так. У тебя ещё ладно, сто граммов. А вот на кубке, помню, лет несколько назад... В тяжах тогда Гога был, гоняли его, чтоб в девяносто один втиснулся. Отпахали два режима за тренировку, Гога тогда ещё в озэка тренировался, взвешивается сразу после тренировки. Девяносто с половиной. Он радостный такой, сегодня пожру, говорит, кефирчика бахну. Ещё же семьсот грамм за ночь во время сна слетает.

Володин делает паузу, его начинают торопить:

– Нууу?!!

– А потом Гога идёт в душ. Парится там с криками «ААА! ЫЫЫ!», довольный такой выходит в одном полотенце, – смеётся Володин, заражая настроением и нас. – А Сергеевич ему говорит: «Я тебе говорил под горячим душем не париться? Сполоснуться только холодным? Встань-ка на весы, родимый»

Володин снова делает паузу, пережидая напор окружающих:

– Ну!.. А дальше?!

– А дальше становится Гога на весы. Девяносто один двести. – Смеётся Володин. – А Сергеевич подходит сзади, хлопает его по плечу и ехидно говорит: «Вот и попил кефирчика».