Доктор. 2.

Папаша даёт ребёнку подзатыльник, чтоб тот заткнулся (сопровождая подзатыльник текстом, да и рядом – магазин «ШАРЫ», если что) – но тут на папашу начинает орать эта самая бабуся. Типа, младенец ни в чём не виноват.

А я думал, что неудачный день у меня.

Никто не знает, каких сил мне стоит не упасть на пол рядом с этой бабушкой. Так же, как она, перебирая в воздухе ногами и открывая рот. Правда, не беззвучно, а от хохота.

Подлетаю к ним.

Частота покоя — на ребёнка, которого уже берёт на руки мать. Ребёнок успокаивается.

Скан на бабушку, с ней всё в порядке. Просто в растерянности и немного испугана. Плюс синяк чуть ниже спины, но это мелочи на фоне такого шума.

Частота покоя на бабушку, плюс помочь ей подняться.

Когда выхожу на улицу, даю себе волю и смеюсь почти до всхлипов и паралича в поясничном отделе.

Сгрузив все вещи дома, несусь в клинику. Лена сегодня на дежурстве, подбросить меня в КЛИНИКУ некому.

Анна сегодня с утра второй день сдавала какие-то анализы, но после обеда мы работаем по программе, как договаривались.

Проводив Анну из кабинета, привычно принимаю от Котлинского чашку сладкого чая.

– Саня, такой дело... Тема давно назрела, давай общаться, — неуверенно начинает Котлинский, который не похож сам на себя в этот момент.

– Внимательно слежу за ходом вашей мысли, — улыбаюсь ему в ответ.

– В общем, я звонил в онкодиспансер, у меня там есть друзья, – делает паузу Котлинский.

– Кто бы сомневался, – улыбаюсь ещё шире. -- Было бы странно, если бы у вас там да никого и не было.

– Предварительно, анализ крови подтверждает снижение онкомаркеров, кое что ещё по мелочи, точные результаты дадут на руки только ей и только завтра. Повторюсь, предварительно улучшение общей клинической картины подтверждается. Мы на правильном пути. – Котлинский собирается и решительно завершает. – Да, можно утверждать точно. Завтра это озвучат всем, но из своих негласных источников мы уже знаем, что улучшение имеет место быть.

– Спасибо, это приятно, – продолжаю улыбаться. – Не скажу, что для меня это новость, поскольку наблюдаю всё лично. Но получить от кого-то подтверждение всегда полезно.

– Финансовый вопрос. Вот что меня очень беспокоит, – озвучивает наконец Котлинский то, из-за чего он мнётся уже несколько минут.

– А в чём вопрос? Условий мы им не ставили. Сам случай – это и наш, и их эксперимент. Всем нам повезло в итоге, – я не вижу проблем в этой ситуации.

– Тут есть пара моментов. Первый: спасение жизни, да ещё и с сохранением всех функций, когда ситуация почти безнадёжна, это врачебный подвиг, – твёрдо говорит Котлинский, глядя мне в глаза. – Я это понимаю. Анна это понимает. Её муж это понимает. Все это понимают. Но есть и материальная составляющая. Успешного функционирования специалиста, который может обеспечивать такой результат. Вот нам с тобой нужно понять, как выражать затраченные тобой усилия в денежном эквиваленте.

– Игорь Витальевич, вопрос очень сложный. И я об этом думал, – я действительно думал об этом, и у меня на этот счёт есть твёрдая позиция. – Есть масса людей, которые в финансовом плане добились больше, чем кто-то мог бы даже мечтать. Кое с кем из таких людей я по случайности знаком даже лично... Вот очень многие из них местами жалеют о том, что кое-что в жизни сделали не так. И дай им сегодня волю – они бы отмотали жизнь заново и кое-что переиграли бы.

– Интересно, продолжай, – барабанит пальцами по столу Котлинский.

– Но я не знаю ни одного доктора, который бы сказал: «Спасаю жизни с двадцати с небольшим лет, ничего не имею, вот я дурак! Надо было плюнуть и заняться другим!». Хотя масса хороших докторов спасают людей всю жизнь и ничего с этого не имеют, – улыбаясь, смотрю на Котлинского. – Теперь вы мне скажите, с вашей точки зрения, какой путь надо выбирать?

– Ну и хорошо, – с явным облегчением говорит Котлинский. – У меня на эту тему религиозные взгляды, но в основном мы сходимся. Я предварительно сегодня согласовал с мужем Анны стоимость около двадцати процентов от того, что они потратили бы на операции, терапии, переезды и так далее. Опасался, что ты скажешь, что это мало.

– Не скажу... речь ведь о тысячах долларов?

– Да как бы не о десятках тысяч, – осторожно кивает Котлинский.

– Получается, если двадцать тысяч долларов, грубо, пациент заплатит без гарантии результата, то мы выставляем счёт на сумму около четырёх тысяч?

– Четырёх-пяти, плюс минус, – кивает Котлинский.

– Игорь Витальевич, дурацкий вопрос. А это не выглядит некрасиво с моральной точки зрения? – поднимаю руки, упреждая его негатив, который вижу. – Я ничего не утверждаю. Я просто спрашиваю. Мне слишком мало лет, и я не знаю, какими критериями оценивать эту ситуацию.

– Да я думал об этом, – с какой-то досадой признаётся Котлинский. – Понимаешь, даже не говоря о моёмматериальном интересе, совсем бесплатно тоже нельзя. По причинам психологии. Потому что никто не поверит в действенность методики. Это раз. Расходы мы несём, и специалист не должен думать, работать или не работать по этой теме из-за материального аспекта, согласен? Это два.