Доктор 5

— Парень, иди дальше, — вежливо и внешне миролюбиво говорит огромный мужик лет тридцати, ростом за два метра, имеющий в наружном кармане чёрного костюма торчащую антенну радиостанции. — Мест нет.

— Меня ждут, — сдержанно возражаю в ответ, впечатляясь габаритами местного персонала. — Хотите, можете проводить. Вторая терраса, пятьдесят четвёртый стол.

Местный гулливер задумывается на секунду, потом что-то с минуту бормочет в радиостанцию на государственном языке. После чего, явно загрузившись, кивает на вход:

— Проходите!

Стол с родителями удаётся найти не сразу. Во-первых, пока нашёл нужную террасу. Во-вторых, нумерация почему-то идет справа налево.

Когда я, чуть раздражённый поисками, подхожу к нужному столу (спасибо проводившему меня администратору второй террасы), помахивая пакетом (о содержимом которого я банально забыл за сегодняшними перипетиями), отцы только мельком мажут по мне взглядом и говорят «Привет».

Зоя Андреевна задумчиво кивает вслед за ними, и указывает на свободный стул рядом с собой.

А моя мать окатывает меня многозначительным взглядом. Вначале качая головой, затем поднимая верх брови и прикрывая глаза, потом шумно вдыхая и выдыхая воздух. Сквозь плотно сжатые при этом губы.

— Вам нужно в актрисы! — восхищается такому богатству мимики уже чуть выпивший Роберт Сергеевич (поскольку стол круглый, все видят всех).

— Не то слово, — как-то излишне задумчиво роняет мой отец, рассматривая на свет Courvoisier (судя по бутылке, стоящей на столе) в хрустальном снифтере. — Не то слово…

Мать под столом незаметно нажимает каблуком на ступню отца, от чего он вздрагивает и осекается.

— Ты с тренировки? Давай, садись! — Зоя Андреевна, явно скучавшая до этого момента, начинает ухаживать за мной, опустошая по половине стоящих на столе блюд в мою тарелку (плов, салат, что-то мясное).

— Как успехи? — смеётся Роберт Сергеевич, деликатно не фиксируясь на моём лице.

— Да успехи в порядке, но что-то без приключений не получается, — откровенно сознаюсь, не задумываясь над сказанным.

Чтобы тут же об этом пожалеть: моя мать впивается в меня взглядом белоголового орлана, узревшего добычу:

— Может быть, в жизни вообще лучше не торопиться? — многозначительно роняет она, складывая свои нож и вилку на тарелку и протягивая руку к винному бокалу.

Я уже успел отвыкнуть от регулярного общения с ней (а она, г-хм, весьма в нём своеобразна). Но краснеть перед другими, равно как заставлять нервничать родителей Лены, я не хочу. Потому деликатно пытаюсь обозначить границы:

— Каждый решает только для себя, — говорю ей в ответ. — И собственные рецепты и решения другим людям лучше не навязывать: попахивает неуважением. Согласна?

Мать набирает воздух, снова сжимает губы в тонкую полоску, прикладывается на секунду к винному бокалу, после чего сообщает (с видом истины в последней инстанции):

— Старшим людям порой безальтернативно виднее. В молодости, в силу личной ограниченности, многое кажется не тем, чем является на самом деле. Но полное понимание, к сожалению, приходит только с возрастом. До которого надо ещё добраться.

Роберт Сергеевич и мой отец под эту сентенцию переглядываются, вздевают в воздух снифтеры, чокаются друг с другом и, хихикая каждый про себя, пьют мелкими глотками (но до дна).

Зоя Андреевна смотрит на крышку стола грустными глазами. Вздыхает, набирает воздуха, затем взмахивает рукой и выдыхает, так ничего и не сказав.

— Мам, а сколько лет твоему боссу? — прожевав первую порцию салата, бросаю нейтральный вопрос.

— Какое это имеет отношение? — вскидывается мать, мимикой демонстрируя недовольство.

Под ещё один дружный смешок моего отца и Роберта Сергеевича.

— Что за вопрос в ответ на вопрос? — удивляюсь. — Ну хорошо, не хочешь общаться, давай помолчим. Кстати, плов очень вкусный! — благодарно киваю в сторону отца Лены, поскольку понимаю: в «НАРОДЕ» все оказались только благодаря ему.

Мой отец, допив свой снифтер, видимо, почувствовал что-то типа прилива настроения и энтузиазма, поскольку дальше он, надев на лицо ехидную улыбку, поворачивается к моей матери:

— Да скажи ты сыну, сколько лет Клаусу! — Затем батя с смотрит на меня и говорит. — Двадцать девять или тридцать. Не помню, когда у него день рождения.

Мать окатывает отца многозначительным взглядом, ещё плотнее сжимая губы (как ей это удаётся? Сильнее ведь некуда):

— Благодарю. Я сама могу ответить.

— Мам, так судя по твоему шефу, вернее, по его возрасту…

Дальше договорить у меня не получается, потому что и Роберт Сергеевич, и отец весело смеются, наплевав на любые приличия. Зоя Андреевна пытается сдержаться, но через несколько секунд не выдерживает и тоже присоединяется к ним (правда, совсем беззвучно).

— Ты же был голоден, — медленно цедит мать, сверля меня взглядом.

— Так я и ем, — легкомысленно отмахиваюсь, приступая к баклажанам (заботливо придвинутым Зоей Андреевной). — Но мы остановились на том, что…

— Я помню, на чём кто остановился, — ледяным тоном матери можно охлаждать кока-колу. — Спасибо.