Профессор Кривцов, в сером бельгийском сюртуке, застегнутым на костяные пуговицы, говорящий монотонно-усыпительным голосом, читал студентам курс римского права. Лекции шли на русском, несмотря на то, что немало студентов - из остзейских немцев, государственный язык понимали плохо. Раньше все занятия велись только по-немецки, а списки слушателей заполняли длинные фамилии с непременной приставкой "фон" и три-четыре, а то и пять имен около нее. Затем настал черед русификации - поэтому Иоганн-Фридрих-Мария фон Вительгаузен, сидевший за одним столом с Александром Барченко, вынужден был переспрашивать.
Потомок крестоносцев, в фамильном замке которого до сих пор согревали сырые стены арабские ковры, вывезенные семьсот лет назад с Палестины, а ели с серебряных приборов, украденных у невезучего эмира в Магрибе, Иоганн-Фридрих-Мария мучительно морщил высокий лоб, стараясь понять, о чем говорит профессор Кривцов. Если б не тихие подсказки соседа, студент в бархатной куртке вряд ли бы смог продраться сквозь дебри чужого языка.
Никогда Барченко не подумал бы, что Кривцов, оказывается, специалист в области не только римского права, но и оккультизма, магии, масонских лож. Автор нескольких анонимных трактатов по тайнам истории, коими он зачитывался еще гимназистом. Занудный правовед, вечно в сером, дома серая кошка и полное собрание законодательных актов Российской Империи в застекленном шкафу, холостяк или вдовец, сам себе варит кофе на горелке и жарит яичницу-глазунью. Жалованье тратит на сборники международных юридических казусов, чтобы потом позабавить ими студентов. Таким рисовался ему портрет профессора Кривцова, автора диссертации на тему убытков.
Но Барченко ошибся. То, что принимал он за настоящего Кривцова, оказалось всего лишь его маской, внешней оболочкой, призванной отделить масона высокого градуса от непосвященных профанов.
Возвращаясь на квартиру, Александр привычным жестом стал вытаскивать из кармана затейливый дверной ключ, который вручила ему под расписку хозяйка, но с ужасом обнаружил дыру. Карман в старых брюках, сшитых елецким портным из "чертовой кожи" (ткань поддавалась, если рвать ее только сапожными клещами), прожег неосторожной искрой от сигары его новый знакомый. Барченко заметил это слишком поздно. Как же теперь попасть в комнату? За утерянный ключ добропорядочная чухонка возьмет штраф, рубль или два, а с деньгами опять туго...
Он постоял минуту перед дверью многоквартирного дома, еще раз прочел правила проживания, выведенные в рамке готического шрифта, и вернулся в университет. Если покопаться в памяти, то еще на лекции в кармане ключ звенел, значит, его можно обнаружить на полу аудитории или на лестнице.
Прибежав туда, Барченко налетел на Кривцова.
- Господин профессор, вы не видели мой ключ от комнаты? Он выпал из кармана, и я не могу до вечера попасть к себе, пока не увижу хозяйку квартиры...
Вообще-то спрашивать у такого педанта, как Кривцов, казалось бессмысленным, даже если он заметил на полу небольшой ключик, то сразу обо всем забудет. Да и невежливо как-то, должна же сохраняться дистанция, не нянька ведь Кривцов, а профессор.
Кривцов помолчал несколько секунд, словно пытаясь что-то припомнить, потом дернул плечом и сказал: конечно, видел!
Александр обрадовался.
- И где же?
- Вот, смотрите, ваше?
На ладони профессор держал, помимо того самого ключа, масонский значок, который Барченко подобрал летом в разрушенной усадьбе, исцарапавшись колючим шиповником. Красивая, похожая на магический алфавит, а не на латиницу, буква "G" вписана в треугольник с расходящимися лучами.
- Мое, и ключ, и знак! Если бы вы знали, господин профессор, как я вам признателен! Квартирная хозяйка взяла бы с меня за дубликат целый рубль, а то и больше...
Кривцов вернул их растеряхе, но сурово спросил, почему к нему попал масонский значок, да еще такой древний, черненого серебра? Сейчас таких уже несколько лет не делают, дорого.
Александр честно признался: знак вовсе не его, но он валялся в пыли и грязи, никому не нужный, среди острых колючек.
- А вы знаете, что это за символика? - поинтересовался Кривцов.
- Примерно догадываюсь - сказал Барченко. Треугольник с лучами - всевидящее око Архитектора Вселенной, а буква означает геометрию, науку упорядочения...
Вместо ответа профессор отвернул лацкан серого сюртука и пальцем показал на привинченный точно такой же знак.
- Вы - каменщик? - изумился Барченко.
- Тс-с-с! Приходите субботним вечерком ко мне в гости вот по этому адресу, у меня отличная библиотека, там обо всем и поговорим. Надеюсь, вы умеете хранить тайны, молодой человек?
- Умею - пролепетал Александр присохшим к нёбу языком.
Он впервые встречал живого масона. Раньше масоны обитали лишь в старых книгах, привозимых в Елец сыном помещика Бунина. Иван, бросивший из-за нехватки средств гимназию, учился дома, а затем стал корректором в газете Лемке "Орловский вестник". Лемке, прижимистый немец, жалованье платил небольшое, но кроме корректуры, Иван перебивался правкой чужих бумаг и переводами.