Доктор Барченко (СИ)

  - Я не поддамся - решил Александр, и собрал всю свою волю.

  Ему было плохо, больно, тяжело, казалось, он не противится внушению, а выполняет тяжелую физическую работу, носит огромные камни или поднимается на высокую гору...

  Кольцо цыганок стало расступаться. Теперь они постепенно, не выдерживая его силы, покидали круг. Вскоре перед Барченко никого не осталось. Сознание освободилось. Так стало ясно, что Александр обладает необычными - хотя отнюдь не исключительными - парапсихологическими способностями. Не будь цыганок на городском бульваре, когда бы он узнал, что экстрасенс? Тогда Барченко мало что смыслил в парапсихологии, не мог объяснить этот случай никакими научными доводами, даже гипотетическими.

  ... Иоганн-Фридрих-Мария фон Вительгаузен, университетский приятель Барченко, тоже бывавший на мистических вечерах у Кривцова, сословным высокомерием не страдал. Он общался со всеми, кто был ему интересен, и познакомил застенчивого Барченко с эстонкой Мееликой.

  Несколькими годами раньше та спасла своими знахарскими средствами тяжело заболевшего брата Иоганна-Фридриха, от которого поспешили отказаться лучшие европейские медики, поставила его, парализованного, на ноги. С тех пор эта девушка была кем-то вроде тайной советчицы дома фон Вительгаузен, предлагая им разные снадобья и лекарства, коих нельзя купить в ближайшей аптеке. Несмотря на хороший доход, Меелике не спешила покидать лавку, объясняя, что ее ремесло должно оставаться в глубокой тайне.

  Они поздоровались. Меелике спросила: почему вы перестали покупать в нашей лавочке?

  Александр честно ответил, что ему не хватает денег.

  - Но этому можно легко помочь! - улыбнулась хитрая красавица. Мне нужны - только не спрашивайте, для чего! - маленькие, новорожденные змейки, ящерки и лягушки. Если вы поймаете их и принесете живыми, я куплю их у вас, честно!

  Иоганн-Фридрих рассмеялся. Александр, будьте осторожны! Эта девушка держит дома всякую нечисть, даже сумрачного нетопыря

  в клетку засадила. Как бы вам тоже не очутиться в их компании...

  Меелике обидчиво сказала, что ничего дурного с ними не вытворяет, нетопырь взят из жалости, с отдавленным колесами крылом.

  - А змейки для чего?

  - Змейки? Я слежу за тем, как они растут.

  - Наверное, в вас пропал хороший зоолог - сказал Барченко, жаль, вы нигде не учились. Кстати, нетопыря в клетке посмотреть можно?

  - Тогда принесите ему угощение - червей, комаров, мух.

  Александр наловил банку насекомых и с дрожащим сердцем отправился в сторону лавки, где за черным ходом располагалась маленькая, из двух комнаток с кухней, квартирка. В темноте он чуть не уронил мух.

  Меелике стояла у старой, некрашеной двери, и ждала. Она показалась Барченко не обыкновенной белесой эстонкой, но колдуньей, языческой жрицей.

  - Где мухи?

  - Вот. Александр протянул ей банку.

  Но нетопыря с отдавленным крылом в клетке не было.

  - Он улетел - плакала Меелике, улетел! Значит, кожаная перепонка поджила, и он снова летает...

  Барченко не знал, чем ее утешить.

  - Вы привязались к нему, да?

  Он такой бархатный, мягкий, ласковый был, цеплялся коготками за занавеску после захода солнца, ел с моих рук! А носик! Чистая замша...

  - Не переживайте! Если кто-то нас покидает, это обещает новые встречи. Например, я встретил вас, а вы встретили меня.... Ой, что я такое говорю!

  - Я поняла, ответила Меелике, вы хотите быть вместо моего нетопыря!

  - Да.... То есть не то чтобы нетопырем, а человеком...

  Барченко стал видеть Меелике все чаще и чаще, ловил для нее маленьких змеек и жабят, расспрашивал, откуда она черпает свои рецепты, брал старинные трактаты о свойствах трав. Незаметно он влюбился, но любовь Александра к Меелике не похожа на болезненное наваждение. Это что-то иное, неведомое, мистическое. Окружающие считали Меелике некрасивой.

  Типичное чухонское лицо - говорили о девушке. У нее были несоразмерные, большие руки и толстые, крестьянские ноги, уверенно стоящие на земле. Первые лучи мартовского солнца награждали Меелике россыпью крупных рыжих веснушек, которые не удавалось свести никакими патентованными жидкостями, и они оставались на ее щеках до зимы.

  Меелике плохо знала русский язык, признавалась, что не любит русских, с Барченко общалась исключительно по-немецки. Она нигде не училась, кроме лютеранской воскресной школы, но, несмотря на это, Барченко мог говорить с Меелике о медицине прошлого, будто она, а не он почти 3 года провел в Казанском университете, у лучших профессоров.

  Но это - вовсе не превосходство: чувствовалось в Меелике волшебное, неуловимое, притягивающее. Она наставляла, не унижая и не ломая, тихо приучая любознательного студента замечать незамеченное, открывать то, мимо чего прошли другие. Все вокруг говорили: невероятно, чтобы полуграмотная девчонка, дочь лавочницы, обреченная заворачивать покупателям копченых сельдей, так себя возвысила, вытянула!