Читаем Доктор Боб и славные ветераны полностью

Мы чувствовали такое же отношение со стороны Боба и Анны. Вы помните, насколько бедными они были тогда. Иногда на обед у них были только хлеб и молоко. Но всегда находилось немного хлеба и молока для нас. И Анна подавала их так мило, как будто это был праздничный обед.

Вы знаете эту фразу из Большой Книги о том, что все мы были людьми, спасшимися после кораблекрушения. Это было действительно так. У нас была именно такая близость. Это была группа пионеров, и никто не был абсолютно уверен, что все получится, и поэтому вряд ли вы могли в этом перестараться. Никто не мог вам ничего гарантировать. И еще, была дружба. Ни у кого из нас до этого не было друзей. Мы потеряли всех своих друзей».

Хотя, обычно, ничего больше не было в расписании в остальные дни недели, «мы всегда что-нибудь планировали на субботний вечер, — рассказывает Т. Генри, — например, вечеринку, здесь или где-нибудь еще, с обилием еды и большим количеством кофе. Это был вечер, в котором эти люди действительно нуждались».

«Аннабелла и Уолли Г. устраивали много вечеринок, — рассказывает Генриетта Д., — так же как и Мать Г. (ее сыном был Эрни первый)». Генриетта всегда стремилась свести к минимуму свое собственное участие и свою роль в помощи другим. («Она всегда была там, и на нее всегда можно было рассчитывать», — говорил один из участников.) «И, конечно, когда у нас самих появилось немного денег, мы стали устраивать вечеринки у нас дома.

У нас были ужины с каким-нибудь блюдом–сюрпризом[20], а также пикники, а потом мы иногда устраивали танцы», рассказывает Генриетта. «Каждый год мы устраивали новогодний праздник в Y.[21] Но в течение долгого времени до этого у нас были только кофе, чай и крекеры. И было очень весело. Все были так счастливы собираться вместе».

Джей. Д. Х. вспоминает, что «в то время мать Эрни обычно устраивала вечеринки каждые две недели. Она пекла пончики, и все мы, хоть и были на мели, также что-нибудь покупали. Не было ничего необычного в том, чтобы увидеть там 25 или 30 человек, пьющих кофе и уплетающих пончики.

«Я бывал на этих вечеринках, когда кто-нибудь звонил из Кливленда и хотел приехать, — рассказывает он. — Обычно парочка ребят запрыгивала в машину, ехала в Кливленд и привозила человека в Акрон».

«Мы обычно садились и разговаривали, — рассказывает миссис М., жена Алекса, вспоминая об АА конца 1930–х. — И мы обычно много веселились. О, это были старые добрые денечки. И мы уже достаточно старенькие, чтобы быть сентиментальными, вспоминая о них. Иногда мне даже немного жаль сегодняшних людей, потому что у них нет того, что было у нас тогда. У них так много других дел, что у них просто не хватает времени на то, что было у нас».

Сначала АА–евцы, а позже и группы в Акроне стали устраивать вечеринки регулярно, в том числе ежегодный праздник в День Матери, отмечая годовщину встречи доктора Боба и Билла Уилсона. Эд Б., еще один из первых АА–евцев Акрона, вспоминает, что традиционными стали также Новогодние балы, «и все собирались вокруг доктора Боба в полночь. Он обычно говорил несколько слов, а затем все читали молитву “Отче Наш”. Тогда Сообщество было небольшим, и мы таким образом держались все вместе. Но теперь оно стало таким большим, что нам просто места найти не удастся, чтобы хватило для подобного праздника».

Ежедневным контактам придавалось большое значение. Эрни Г. второй, например, обычно ездил по району по делам бизнеса, а затем останавливался в каком-нибудь АА–евском месте на чашечку кофе. Затем, допустим, выезжал еще по одному вызову, и после этого снова заезжал в какое-нибудь другое АА–евское место еще на чашечку кофе. Затем кто-нибудь мог пригласить группу к себе на вечер. Многие из них даже завтракали вместе каждое утро.

«Мы были сильно преданы друг другу, — говорил Джей Д. — Мы встречались друг с другом в день зарплаты, чтобы убедиться, что все в порядке. Когда у меня случился срыв через четыре месяца, я чувствовал себя так, будто я подвел самых замечательных парней в мире».

В то время Джей Д. стал участником еще одного события, произошедшего в АА впервые. В мае 1938 года газета, на которую он работал, обанкротилась, и он переехал в Эвансвилл, штат Индиана, который находился так далеко от Акрона, как если бы он переехал в Филадельфию.

«Я покинул сформировавшуюся группу и должен был начинать все сначала, один, — рассказывает он. — Вопрос был в том, смогу ли я оставаться трезвым сам по себе. Необходимо было организовать новую группу. Мне пришлось работать восемь месяцев, прежде чем я нашел первого будущего участника.

Я ходил к четырем или пяти священникам, но они не смогли помочь. Я даже ходил к нескольким владельцам кабачков. В конце концов один священник сказал мне о парне, который, как он думал, был алкоголиком. Его жена буквально за уши притащила его ко мне домой. Мне очень хотелось считать его алкоголиком, но позже я обнаружил, что он им не был.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное