— Слушайте, — прозвучал из-за Боба раздраженный голос. — Идите и разговаривайте про копченого лосося где-нибудь в другом месте. Я хочу позвонить своей жене, вот что.
С ленивым взглядом в стиле мафиози Боб оглянулся, сказал:
— Иди в задницу, — схватил Эдвина за правую руку и выдернул через порог из будки. Эдвин видел лучший шанс на побег в отказе от сопротивления. Вестибюль станции был теперь полон, билетные автоматы весело пели монетную песню. На станцию как раз входил молодой горожанин, позаимствовавший котелок Часпера. Котелок был на нем, но, увидав Эдвина, он сорвал его со словами:
—
— Я страшно виноват, — сказал Эдвин, — но у меня просто нет фунта, вашего депозита. Боюсь, я потратил его. Может, вы шляпу завтра вернете?
— Ох, — сказал молодой человек. — Мне особенно нужен тот самый фунт. Правда, не сегодня вечером, но определенно завтра утром. Понимаете, я работу нашел. Шляпа очень помогла. Я заглядывал в паб, а вас не было. Собирался попозже зайти.
— Ладно, ладно, — нетерпеливо встрял Боб. — Если вопрос об одном-единственном никере… — Чтоб вытащить бумажник, он отпустил руку Эдвина, тот воспользовался возможностью и рванул. Прорвался сквозь медлительных молокососов, входивших в Ristorante Italiano[68]
, а потом они превратились в преграду, преисполнившись негодования при попытке Боба пробиться. Эдвин пробежал ДИСКОБАР, магазинчик с рекламой ТИНДЖИНСОВ и свернул за угол на покатую боковую улочку с пабом. Тормознуло такси, а его пассажир открыл дверцу.— Быстро лезь, — сказал Лес. — Скорей давай. Уже опаздываю. Занавес поднимается, будь он неладен.
Эдвин влез, благодарно пыхтя.
— Чем меньше видишь того содомита, тем лучше, — изрек Лес. — Ясно, чего ему надо. Тебя куда подкинуть?
— Возьми меня с собой, — попросил Эдвин, — ради бога.
— Плоховато тебе было, да? — сказал Лес. — Помнишь, вырубился? Надрался, вот в чем твоя проблема. Не надо бы так пить, только что из больницы. Думаешь, можешь работать, или еще не способен?
— Когда? Сегодня? А что за работа?
— Массовка. В конце третьего акта. Когда линчуют бедного шибздика. Его линчуют, а он все поет. Гляди, — сказал Лес, оглянувшись в заднее окно, — его машина. Уж он не отвяжется, это я тебе точно скажу. Когда ему надо чего-то, своего добьется. Если не достанет тебя, так не по своей вине. — Эдвин тоже взглянул, увидев только фары. — Точно он, — подтвердил Лес. — Его номера. Ладно, — принялся он инструктировать Эдвина. — Как только приедем, ныряй. Полный порядок, пустят, скажи, мол, из университета. Оттуда толпу берут. А я того придурка попридержу. Боб Каридж его фамилия. Каридж[69]
, а? Не смешите меня. Законное название для хорошего пива. — Покопался в кармане и выудил горсть меди, чтоб расплатиться. — Набрал в баре в картонной коробке под стойкой, — пояснил он. — Пока остальные сопровождали наверх твое тело. Взаймы, конечно. Завтра или послезавтра отдам.Такси остановилось средь запахов, которые — Эдвин знал — должны были принадлежать хризантемам, капустным кочерыжкам, только нос его клялся, будто это мятные капли. Такси, трепеща, ожидало, пока Лес не спеша пересчитывал медь на ладони. Машина на хвосте, видно, замешкалась; вероятно у светофоров.
— Теперь заходи, — велел Лес.
Эдвин зашел, объяснил свое происхождение и предназначение, на что ему без всякой заинтересованности ткнули пальцем на лестницу, очевидно в подвал. Подвалы играли большую роль в его жизни. Открыв рот, Эдвин оглядывал обширную оперную механику. Высоко на колосниках мухами ползали люди; поворачивались колеса, щелкали легионы рубильников. Вдали наяривал оркестр, поверх него надрывался тенор. Закулисный хор ждал, готовясь запеть, дирижер взволнованно косился в партитуру, мужчина в ожидании сидел за органом.
— Вон туда, — повелительно сказал кто-то Эдвину, указав пальцем, и Эдвин прошел, как ему показалось, милю мимо гигантских стен сценического пространства к подвальной лестнице.
Глубоко под землей была огромная холодная гробница, полная народу и корзин с реквизитом. Люди молодые, с высокомерным видом; явно студенты.
— Опоздал, — сказал Эдвину гибкий мужчина. — Ну, скорей, все снимай.
— Все? — Эдвин огляделся в тревоге, но женщин не увидел. Должно быть, их загнали в другую гробницу.