Доктор Булгаков

В рассказе «Крещение поворотом» описывается, очевидно, первый из трех акушерских поворотов на ножку, которые произвел Булгаков в Никольском. Это действительно одна из сложных и ответственных акушерских манипуляций, поскольку поперечное положение плода относится к крайне необлагоприятным положениям в родах. Чтобы спасти мать и ребенка, при таком положении нередко прибегают к кесареву сечению.

«Роженица беспокойна и возбуждена, появляется двигательная реакция. Роженица вскакивает и требует помощи» — так характеризуется в руководствах по акушерству несвоевременное распознавание поперечного положения. В строках «Крещения поворотом» это лаконичное описание крайне тревожной ситуации передано в реальных деталях. Болезненная гримаса роженицы, прилипшие ко лбу намокшие от пота пряди волос, жалобные и тяжкие стоны, боли такой силы, что женщина заламывает руки, вытягивается, комкает простыню — так описывает Булгаков состояние роженицы. Вести роды выжидательно уже нет возможности. Роль врача при этом очень ответственна, он не должен упустить момент полного открытия матки, чтобы, пока не истекли воды, приступить к операции поворота. «Сладкий и тошный запах начал наполнять комнату». Очевидно, герой рассказа, как и автор, под наркозом, в который ввели роженицу, определил, что подвижность плода сохранена и начал делать комбинированный поворот. К счастью, выпадения ручки не отмечалось, с этой патологией Юный врач встретится позже, в Грищево. Но в Мурьев участковый земский врач, шесть месяцев назад окончивший университет (эти сроки, март — сентябрь, полностью совпадают со временем присвоения Булгакову звания лекаря и приездом в Никольское), осуществляет рискованное вмешательство совершенно правильно. В рассказе приводятся точные выписки из акушерских руководств о жизненных показаниях к отказу от поворота, полностью сохраняющие свое значение и сейчас. Но вот булгаковский план действий: «… Важно одно: я должен ввести одну руку внутрь, другой рукой снаружи помогать повороту и, полагаясь не на книги, а на чувство меры, без которого врач никуда не годится (разрядка моя. — Ю. В.), осторожно, но настойчиво низвесть одну ножку и за нее извлечь младенца. Я должен быть спокоен и осторожен и в то же время безгранично решителен, нетруслив» ^{64}. Будущие медики для овладения секретами ответственной своей профессии должны знать эти строки — помня, разумеется, и весь рассказ. Причем, думается, здесь не нужны какие-либо дополнительные доказательства того, что найти такие слова мог лишь врач, наделенный талантом. Ведь это тот вид хирургического счастья, которое, как указывает академик Б. В. Петровский, связано со способностями, знаниями и честным отношением к больному.

Знаменательно, сколь близко булгаковское описание тактики врача при приеме родов к советам также прошедшего тяжелый путь земского врача профессора В. Ф. Войно-Ясенецкого (архиепископа Симферопольского и Крымского Луки) из его «Очерков гнойной хирургии»: «Осторожно обнажите весь живот и положите на него плашмя всю руку, едва касаясь кожи… Начав ощупывание столь нежно, вы скоро получите возможность значительно усилить и углубить его… Мы часто видели врачей, грубо тычущих рукой в очень болезненный живот, ничего при этом не узнающих и сразу лишающихся доверия больного». Обратим внимание, что и М. А. Булгаков и В. Ф. Войно-Ясенецкий подчеркивают — осторожно.

«… Возвращаясь из больницы в девять часов вечера, я не хотел ни есть, ни пить, ни спать. Ничего не хотел, кроме того, чтобы никто не приехал звать меня на роды. И в течение двух недель по санному пути меня ночью увозили раз пять» ^{65}.

Эти строки отражают подлинные условия работы доктора Булгакова в земстве. «Для него было вообще естественным отправляться на помощь по первому зову, — вспоминала Т. Н. Лаппа. — Сколько раз приходилось вместо сна и отдыха садиться в сани и в стужу отправляться по неотложным делам в дальние села, где необходим был доктор. Но никогда я не видела его раздраженным, недовольным из-за того, что больные досаждали ему. Я не слышала от Михаила никаких жалоб на перегрузку и утомление».

Какое значимое свидетельство! Но вчитаемся в один из самых удивительных рассказов Михаила Афанасьевича. Речь идет о «Вьюге».