– Гена-рефрижератор, – сказал мужик. – Ты не смейся, я просто кондиционеры часто заправляю. Ну… и крупный еще. Вот и прозвали.
…Денис нашел компрессор в багажнике, подкачал колеса. Затем сел за руль, включил фары. Настроил время, радио, код безопасности оказался наклеен в бардачке. Стоп, еще кое-что…
Он достал пакет, что захватил из дома. Высыпал содержимое на пассажирское сиденье. Фотографии, разного размера и качества. Пару из них он перед выходом распечатал на принтере. Женя, Степыч, Кеша… и другие.
«Это глупо», – сказал он себе мысленно. Потом достал малярный скотч и приклеил фотографии одну за другой к «торпеде» машины. Степыч улыбался, Женя хмурилась: не очень удачная фотография, Аня в каком-то спортивном костюме, с лыжами… красивая, еще ничего не знающая… Даже Оля здесь была, на фото она была непривычно спокойная и задумчивая, словно трагическая героиня… Пусть будет. Все они умерли. И в углу он наклеил фотографию Нины Свечниковой… Хотя и долго сомневался. Но она тоже жертва Кожееда.
И Кеша. Брат.
Он переключил рукоятку коробки на «D», мягко добавил газу. С упругим металлическим звуком «шестерка» тронулась – колодки прикипели за время стоянки. Да и вообще, застоялась машина.
Через полчаса он был на Садовом кольце. Мчаться по ночной Москве – одно удовольствие. Огни вокруг, море света, машин мало. «Шестерка» вела себя чудесно: красотка, тигрица, крейсер, а не машина.
Денис опустил стекло. Высунулся, ловя ртом встречный поток свежего ветра. «Деняяяя! Не отпускаааай!» – снова услышал он в ушах крик брата. Денис кивнул, вдавил педаль газа сильнее.
– Не отпущу, брат, – сказал он. – Не отпущу.
Эпилог
Женщина в лесу
Тугая струя мочи ударила в рубчатую кору дерева. И тут же иссякла, полилась нехотя, толчками.
Старик сморщился. Подождал, поднатужился. «Чем старше становишься, тем дольше приходится ждать», – подумал он. А через полчаса снова бежать.
Вот еще порция на подходе. Старик отлил, закончил. Аккуратно стряхнул последние капли. Крякнул, застегнул штаны. Огляделся.
Вокруг поднимался лес. Самый грибной, смешанный.
– Красота-то какая! – сказал он. С наслаждением вдохнул влажный, пронизанный мощными запахами травы и леса, тонкими грибными нитями воздух.
Он вдохнул полной грудью запах леса и сырой грибной аромат. Слева мелькнуло рыжее пятно. Лисички, что ли?
Он посмотрел, повернул голову. Что это?
Трубачев прищурился, потер глаза. Зрение уже далеко не то, что было в молодости. Ох, не то. Подслеповатый орел, как его иронично обзывала бабка. Да, что-то рыжее. А за ним возвышенность.
Он пошел, под кирзовыми сапогами ломались тонкие сухие веточки.
Остановился, удивленно крякнул.
Кажется, это блиндаж времен войны. Нет, скорее дот. Вросший в землю почти по узкие смотровые отверстия. Часть стены, видимо, достроили позже. Он увидел кирпичную кладку вокруг железной двери. Дверь была некогда выкрашена голубой краской, кривая надпись гласила: «НЕ ВХОДИТЬ. ОПАСНО!» Кирпич отсырел и, видимо, оказался плохого качества. Коробов видел сколы, они яркими пятнами выделялись на темно-красном фоне. На земле лежали мелкие оранжевые осколки. «Вот и мое пятно», – подумал Трубачев. Может, кто-то пытался открыть дверь? Изнутри, что ли?
– Эй, – позвал он. И почувствовал себя глупо. Кого он зовет? Фашистов времен войны? Или наших советских солдат? Кто тут может быть?
В дверь упиралась старая береза. Отслоившаяся кора, ветки, которые никто не потрудился срубить. Дерево упало во время грозы, а потом его подтащили сюда. Трубачев покачал головой.
Видимо, дверь дота подперли, чтобы любопытные грибники не лазили внутрь, рискуя сломать себе шею… или подорваться на каком-нибудь ржавом снаряде.
«А что если там действительно кто-то есть? – подумал Трубачев. – Да ну, ерунда».
– Эй! – позвал он на всякий случай. – Есть кто-нибудь?
Действительно, получилось глупо. Он пошел вдоль стены дота. Что, еще раз попробовать?
– Эй! Есть кто?!
Тишина. Только ветер налетел и зашумел в кронах. Земля здесь после ночного дождя еще была влажная.
Трубачев снова посмотрел на дверь. Если отодвинуть березу, то можно попробовать открыть дверь. А зачем?
«Совсем старый с катушек съехал», – сказала бы жена.
Смутное беспокойство в груди не утихало, тревожило. Трубачев оглядел дверь. Ее ставили на свежую кладку, причем каменщик был явно неопытный. Или работал спустя рукава, с бодуна. Кто ж так раствор кладет? Трубачев покачал головой. Ладно.
Он в последний раз посмотрел на дот, повернулся и неторопливо пошел к машине. Пора домой, бабка ждет. Влажная земля пружинила под сапогами. Хрустнула веточка.
Трубачев дошел до машины – желтого «жигуля», сел в машину и уехал.
Если бы Нина закричала, он бы ее услышал – потому что был всего в нескольких метрах от бункера.