Доктор Чистота

Первым делом Юрьевна вымыла руки на кухне. Достала бутылку из бара и налила виски в тяжелый стакан. Вдохнула запах. Спейсайд, двенадцать лет. Дымные нотки. Ваниль. Кожа. Дуб.

Кажется, ее начало отпускать.

Она со стаканом в руке прошла в спальню, сбросила с себя всю одежду. Посмотрела в зеркало. Стройная, подтянутая, длинноногая блондинка. Через живот и бедро шли старые шрамы. Спиной к зеркалу лучше вообще не поворачиваться: там месиво. Полину это не смущало, а, наоборот, заводило. К черту, она допила виски, поставила стакан и стянула трусики. Вся одежда насквозь пропиталось жирным запахом гари, пыли, пота и леса. «Залезть, что ли, к Полине в душ?» Эта мысль показалась ей соблазнительной.

Юрьевна сняла кобуру с пистолетом, положила на этажерку. На полках сплошь книги – десятки книг по криминалистике, психологии, уголовному праву, психопатам, Mindhunter на английском и русском. Рядом, на полке – черно-белое фото в рамке: Свечников, Юрьевна, Максимыч. Все моложе лет на двадцать. За их спинами – низкий кирпичный забор, вдалеке – огромное здание еще дореволюционной постройки. Круглый купол центрального корпуса, колонны, статуи атлантов.

Четвертый человек на фото был срезан рамкой, лица не видно. «Место силы, – подумала Юрьевна про здание с колоннами. – Место чудовищной боли». Эти воспоминания пугали и одновременно притягивали ее. «Возможно, когда-нибудь мне придется туда вернуться», – подумала она.

Телефон завибрировал. Юрьевна достала его из сумочки, посмотрела на экран.

Максимыч. Она замялась на две секунды, нажала «ответ».

– Света, меня все-таки «ушли», – сказал Максимыч без всяких вводных. – Ухожу на пенсию с понедельника. Займусь «народным хозяйством», – он помедлил. – Собаку заведу, на охоту поеду.

«Ты же на самом деле ненавидишь охоту. Ты любишь только охоту на человека. И власть». Для власти у Максимыча теперь вместо цепных псов юстиции будет собака.

Вот что Юрьевна хотела сказать. Но потом сказала другое:

– Какую породу заведешь? Немецкую овчарку? Бультерьера?

Максимыч гулко фыркнул.

– Да ну на хуй. Спаниеля заведу. Английского, чистокровного. Знаешь, уши-крылья. Я тут видел у Михалыча… хорошенький. Спрошу у него, где брал. И на уток можно ходить.

– Да, на уток самое то.

Собака не для охоты. Для любви. «Все-таки осталось в Максимыче что-то человеческое».

– Счастливо, дядя Андрей, – сказала Юрьевна. Когда-то она звала его так. Максимыч нашел ее и Свечникова, стал их наставником, нянькой и дрессировщиком – и привел в милицию. А они были его ударная команда. Шли смутные святые 90-е.

– Приезжай как-нибудь, – сказал Максимыч. – На охоту тебя свожу. Как в старые времена, помнишь?

– Конечно, приеду. Обязательно.

Она знала, что лжет. И знала, что Максимыч это знает.

Юрьевна положила трубку, бросила телефон на кровать. Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и правление Максимыча. Кто теперь будет главой группы? «Золотому мальчику», наверное, сразу дадут майора юстиции – и генеральскую должность заодно. Васин, Васин. Она вдруг вспомнила, достала из бельевого ящика форменную рубашку. Полинина помощница по хозяйству еще не успела закинуть ее в стирку. В нагрудном кармане Юрьевна нашла белую визитку. Телефон той, длинноногой. Она с трудом поборола искушение позвонить сейчас.

– Ты где? – раздался из коридора приглушенный голос Полины. – Эй!

– В спальне! – крикнула она. Юрьевна коротко взглянула на номер, скомкала визитку и бросила в мусорную корзину.

– Как дела? – Полина вошла в спальню. Она была в тонком халате, на голове волосы закручены полотенцем. Крепкая, спортивная. Темные волосы, чуть раскосые глаза. Цветные татуировки на плечах и бедрах. На животе Полины цвела огромная алая роза: татуировщик постарался.

«У ней… следы проказы на руках… и губы… Губы алые как маки». Девушка из Нагасаки, как пела Джемма Халид.

– Все прекрасно, – сказала Юрьевна. Она подошла, по-хозяйски сунула руку под халат. Поцеловала Полину – губы были мягкие, с привкусом кофе. От Полины после душа шел настоящий жар. – Лучше и быть не может.

* * *

Вечер того же дня. Квартира Дениса.

Он весь день промотался по Москве, просто гулял и думал. Вечером вернулся. Кажется, за двое суток он отвык от родного дома. Холодно освещенный подъезд, ядовитые зеленые ящики. «А квартира у нас обтерлась, вон обои под потолком отслоились. Надо бы подклеить», – подумал Денис. В прихожую угрюмо и раздраженно вышел отец. Молча посмотрел на сына.

– Есть чего пожрать, пап? – спросил Денис. Отец помедлил и кивнул. Чужой, холодный. Ненавидящий.

«А может, он всегда таким был?»

– Я разогрею, – сказал отец. Повернулся и, шаркая ногами, как старик, пошел на кухню.

Денис ушел к себе в комнату, закрыл дверь. Включил музыку. «Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Денис выключил, не в силах слушать. На фото на столе – Женя. Она принесла эту фотографию и подарила ему. Какая-то годовщина… или еще что? Неважно.



Кажется, тогда он ее еще любил. Или, по крайней мере, пытался.