Доктор Чистота

– Деревня Федоровка. Рядом братская могила, памятники. И последние два ориентира: пятьсот метров на юго-запад от могилы по старой дороге. И сто пятьдесят метров в лес, от дороги. Примерно на север. Там в лесу старый бункер времен войны. Нина там.

– Она жива?

– Я откуда знаю, – огрызнулся Кожеед. – Я оставил ей канистры с водой, несколько ящиков тушенки… Два одеяла! Наверное, жива. Хотите, я сам вам покажу, где она?

Денис кивнул. Кожеед со стоном откинул голову. Из-под повязки на слепом глазу сочился желтоватый гной.

– Все, отвяжите меня, – сказал он устало. – И мне нужен бинт.

Денис выпрямился. Они с Юрьевной переглянулись.

– Да, договорились, – сказал Денис

Кожеед понял. Лицо его страшно исказилось. Он дернулся, решетка загремела.

– Мы же договорились! Как так! Нечестно! Нет! Нет!

– Я соврал, – сказал Денис.

Чшшш! Денис чиркнул спичкой, старательно, в нескольких местах поджег листок бумаги. Он начал чернеть и сворачиваться от пламени. Юрьевна держала его двумя пальцами.

Кожеед закричал:

– Стой! Стой! Я к тебе ночью приходить буду! Ни в одной церкви такой грех не отмолишь!

Денис ослепительно улыбнулся ему. Маньяка пробрала дрожь.

– Как-нибудь разберусь, – сказал Денис. – Веришь?

– Я буду кричать!

– О, я на это рассчитываю, – сказала Юрьевна. – Кричи, сколько хочешь. На здоровье. Это мертвая зона.

Юрьевна отпустила листок. Тот, сгорая, чернея на глазах, медленно кружился, опускаясь вниз. Кожеед, вытаращив единственный глаз, наблюдал за его полетом.

Листок погас. Пшик. Кожеед выдохнул, расслабился.

Денис чиркнул спичкой. Бросил ее вниз, на бетонный пол. Туда, где был бензиновый след…

– Денис, подожди! – закричал Кожеед. – Я скажу, скажу…

Огонь побежал по полу, вспыхнуло. Объятый пламенем, Кожеед закричал. Он выгнулся на решетке и задергался, пытаясь оторвать себе руки. Денис отвернулся и пошел, не оглядываясь. От воплей маньяка кровь стыла в жилах.

Через несколько мгновений его догнала Юрьевна. Так, вместе, они вышли из здания.

* * *

Денис обернулся. Пионер на фасаде здания указывал рукой куда-то в светлое будущее. Которое никогда не наступит. Изнутри доносился утробный вой. В нем уже не было ничего человеческого. Ничего.

Хотя, кажется, ничего человеческого в этом существе не было изначально.

Они сели в машину. Юрьевна завела двигатель. Денис молчал.

Белый «мерседес» плавно и мощно развернулся, начал набирать скорость.

– Давно хотел спросить, – заговорил Денис, когда они выехали на трассу. – Твоя машина. Это же раритет. Откуда она у тебя?

Следовательница помолчала. «Видимо, не хочет говорить», – подумал Денис.

– Это трофей, – сказала Юрьевна наконец.

– В смысле?

Белый «мерс». Торпеда смерти. «Трофей… Где-то я уже это слово слышал. И это было не об охоте». Денис выпрямился. Он понял.

Юрьевна мельком взглянула на него и кивнула. Все так.

– Помнишь, я тебе рассказывала? Все серийные убийцы берут трофеи. Трофей – это символ власти над жертвой, эмоциональный «якорь» для того, чтобы заново пережить момент своего триумфа… своей власти над жертвой.

– Не помню, – сказал он. Хотя что-то такое было? Или нет?

– Я тоже беру трофеи, – сказала она спокойно.

– Ты… что?

– Эта машина – самый настоящий трофей, – сказала Юрьевна. И снова улыбнулась своей акульей улыбкой. Денис вздрогнул. Холодок пробежал по затылку.

– Ты… о чем ты говоришь?

– Белый «мерс». Когда-то он принадлежал уроду, что развлекался, подсаживая в машину молоденьких девочек, мол, подвезу… А потом жестоко насиловал их вместе с приятелем, таким же уродом… и издевался, конечно. О, это обязательный ритуал. В ход шли бутылки, ножи, ремни, цепи. Он выбрасывал этих девочек потом, голых, окровавленных и избитых, на дорогу. Посреди леса. Иногда зимой, его это особенно забавляло… Одну девушку они выбросили в тридцатиградусный мороз в лесу за городом. Она двадцать километров шла пешком, голая. Позже ей ампутировали все пальцы на руках и ногах. А она была очень красивая… до того случая подрабатывала фотомоделью. Что до меня… Показать мои шрамы?

– Твои?!

– Да, – сказала Юрьевна. Кивнула. – А ты как думал?

– И что ты… что ты сделала? – голос Дениса дрогнул. Он знал, о чем услышит, но все равно спросил.

– Когда это случилось, мне было пятнадцать. Через десять лет я нашла его. Зафиксировала. И обработала бутылкой, ремнем… До ножа не добралась. Он плакал и умолял, как девчонка. Чувствуешь иронию?

– А второй?

– А как ты думаешь?

– Что-то я уже боюсь что-то думать, – сказал Денис.

– Его я кастрировала. Ножницы по металлу. Чисто по-женски, знаешь ли. Я ведь девочка, – слова отдавали жестким сарказмом.

– И…

– Он умер от потери крови. Или от болевого шока, не знаю. А первый еще несколько дней жил. И на что-то надеялся. Люди вообще очень много надеются, ты замечал?

Денис был бледен.

– Ты… Ты сама, как он. Серийная убийца. Социопатка.

– Не как он, – заметила Юрьевна спокойно. – Я на твоей стороне, солнышко. Не забывай. Я вообще Бэтмен, если уж называть вещи своими именами.

Дениса передернуло.

– Когда ты говоришь «солнышко», у меня ощущение, что ты хочешь меня убить, – съязвил он. Сарказм – лучший способ избавиться от страха.