Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)

– Ну до суда еще, как до луны. – Сережа (для некоторых – гражданин майор) суеверно постучал по дереву.

На следующее утро он посовещался с начальством. В результате совещания появилось оперативное дело № 1612, которое сам майор, по аналогии со старым фильмом, называл «Делом Румянцева».

Какая рыба не клюнет на классную, аппетитную наживку? В качестве наживки была выбрана одна из сотрудниц отдела, общительная хохотушка с добрыми глазами и ямочками на щеках. Повод – томография коленного сустава, был выбран не просто так, а со смыслом. С больным коленом ходить тяжело, значит, просьба: «А нельзя ли расплатиться на месте?» – будет смотреться естественно. Не забыли и про алюминиевую трость, на которую предстояло опираться мнимой больной.

Инструкции были просты – прийти без квитанции, попросить войти в положение, если не получится – уходить, не проявляя чрезмерной настойчивости. Не получилось сегодня у одного – получится завтра у другого.

Четверо обеспечивающих операцию – два оперативника и двое понятых – сидели в коридоре, на них никто не обращал внимания.

Операция прошла без сучка без задоринки. Уговаривать доктора не пришлось, просить – тоже. Сама предложила:

– Что вы будете напрягаться, тем более – с травмой мениска. Давайте деньги мне, я их завтра в кассу сдам, когда стану отчитываться.

Деньги, как и положено, имели надпись «взятка», видимую лишь в ультрафиолетовых лучах, и были посыпаны порошком, оставляющим следы на пальцах. Пять тысячных бумажек, две по сто и две по десять. Пять тысяч двести двадцать рублей, согласно прейскуранту.

Плавному течению операции чуть было не помешал бодрый пенсионер с военной выправкой, ломанувшийся к дверям с воплем: «Мне только спросить!», но один из оперативников поймал его за руку и голосом, не терпящим возражения, предложил обождать. Пенсионер повиновался, хоть и без большой охоты.

Мнимая больная не стала лезть в «нору», как на профессиональном врачебном жаргоне называют цилиндрическую камеру, в которую помещается пациент. Рассчиталась с доктором, дождалась, пока та уберет деньги в свою сумку, и подошла к двери.

– Вы куда? – окликнула ее Аня. – Вам сюда!

– Сейчас, только мобильный мужу отдам...

В открытую дверь вошли четверо. Дальше все пошло по установленному сценарию. Демонстрация удостоверений, предложение добровольно выдать неправедно полученные деньги, изъятие, оформление.

Кто-то из коридора сунулся в дверь и услышал:

– Сегодня больше никого смотреть не будут, можете расходиться!

Саганчина попыталась изобразить обморок, но от волнения вместо обморока получилась истерика.

– Да не убивайтесь вы так, – пожалел ее один из оперативников. – Ночевать будете дома, под подпиской о невыезде. И осудят вас условно, учитывая ваше положение...

– А что будет со мной? – спросила Аня.

– Пока есть основания считать вас сообщницей.

– Но почему?

– Потому что преступление было совершено в вашем присутствии и вы этому не воспрепятствовали.

Оперативники прекрасно понимали, что любой мало-мальски толковый адвокат легко превратит Аню из сообщниц в свидетельницы (в конце концов, она могла думать, что доктор действительно внесет полученные деньги в кассу), но привычно нагоняли страху. С перепугу языки хорошо развязываются, это аксиома.

На следующий день Саганчина «села» на больничный, и было ясно, что она будет сидеть на нем до ухода в декретный отпуск. В отделении компьютерной и магнитно-резонансной томографии потеря одного специалиста переполоха не вызвала и неудобств не создала. На место Саганчиной, которую из-за беременности считали «отрезанным ломтем», заведующий загодя переманил знакомого врача из Боткинской больницы. Достаточно было позвонить и попросить перейти в Склиф на две недели раньше оговоренного.

За неосуществление надлежащего контроля приказом директора института заведующему отделением был объявлен выговор, который тот воспринял с поистине философским спокойствием. Будучи опытным администратором, он прекрасно понимал, что без выговора тут не обойтись. ЧП было? Было! Значит – должен быть и выговор. Нет наказания без вины и нет вины без наказания. Се ля ви или, вернее, а ля гер ком а ля гер.

Как и положено, заведующий отделением продемонстрировал «исправление ошибок». Собрал своих врачей и медсестер и минут пять рассказывал им о недопустимости принятия от пациентов денег и подарков. Ни под каким предлогом. Все молча выслушали, понимая, что начальство обязано откликнуться на происшествие, и разошлись.

Саганчиной никто не сочувствовал, ее в отделении не любили. Женщины – за броскую внешность, мужчины – за острый язык, и все вместе – за излишнее самомнение. Анжела Михайловна не упускала возможности подчеркнуть, что она, обладающая множеством исключительных достоинств, заслуживает куда более лучшей участи, нежели «прозябание в этой дыре». К тому же она совершенно не участвовала в частной жизни отделения – совместном праздновании дней рождения и прочих дат. Гордость не позволяла...

– Слышали про томографию? – спросила Данилова Таня. – Чувствую, одним врачом дело не закончится.