Доктор Дулитл на Луне

После тревожного, изнурительного перехода все мы уснули как убитые. Единственное, что я помню о своем пробуждении, — это то, что мне понадобилось не менее десяти минут, чтобы понять, где я нахожусь. Но, думаю, я так и не решил бы эту загадку, если бы не увидел наконец, что Джон Дулитл уже встал и бродит среди своих приборов, записывая их показания.

Первым делом мы должны были раздобыть какой-нибудь еды: у нас не было ни крошки съестного на завтрак. Доктор начинал жалеть, что так поспешно расстался с мотыльком. Действительно, только сейчас, когда прошло уже очень много времени после того, как мы не совсем вежливо его покинули, стремясь поскорее найти дерево и приступить к исследованию нового мира, — только сейчас мы поняли, что не встретили на своем пути ни одного признака животной жизни. Впрочем, идти назад, чтобы расспрашивать об этом мотылька, было чересчур далеко; да и трудно было ожидать, что мы найдем его на прежнем месте.

Итак, надо было не мешкая отправляться на поиски пищи. Мы поторопились уложить вещи, извлеченные наружу для ночлега. Куда же идти? Раз мы сумели найти одно дерево, где-то должны быть и другие: а там, безусловно, мы найдем и воду, в существовании которой не сомневался Доктор. Но сколько мы ни всматривались в горизонт — невооруженным глазом или через подзорную трубу, — нигде не было видно ни единого зеленого пятнышка.

На этот раз Полинезия, не дожидаясь приказания, сразу поднялась в воздух, чтобы произвести разведку.

— Ну, — сказала она спустившись, — вообще-то говоря, деревьев тут нет. Местность преотвратная, я такой еще в жизни не видела, если не считать Сахары. Но вон за той высокой грядой — там в середине — гора, похожая на шляпу, — видите, куда я показываю?

— Вижу, — ответил Доктор. — Продолжай, Полинезия.

— Так вот, за этой грядой на горизонте выделяется какая-то темная полоса. Может быть, эхо и не деревья. Но там точно есть что-то, кроме песка, я уверена. Раздумывать, по-моему, не стоит, надо идти туда. Путь неблизкий.

Да, путь и в самом деле оказался неблизким! Это напоминало форсированный марш или, лучше сказать, гонку на скорость, в которой мы состязались с собственной смертью. Поначалу нельзя было и представить, что нас ожидает. То, что мы отправлялись в дорогу натощак, никого особенно не напугало; каждому из нас не раз случалось это делать и раньше. Но минул час, потом другой, третий… а мы все шли по той же пустыне, среди песчаных барханов, холмов, безжизненных потухших вулканов, — и все больше и больше падали духом.

И тут я увидел Джона Дулитла во всем его подлинном блеске. Я догадываюсь (хотя ни о чем не спрашивал), что он начал испытывать некоторое беспокойство уже с первых наших шагов. Позже он объяснил, что именно его смущало, — но тогда не подал и виду, что встревожен. Напротив: чем суровее становились природные условия, чем сильнее терзал наши внутренности голод и непереносимее была жажда, от которой пересохли наши рты, чем стремительнее таял запас наших сил и бодрости, чем больше страданий доставляло нам каждое следующее движение, — тем веселее держался Доктор. Не прибегая к заготовленным впрок остротам, которые вызвали бы только раздражение, он каким-то непостижимым образом помогал всему нашему отряду сохранять душевную бодрость. Если он рассказывал что-то забавное, то это всегда было как нельзя более уместно и заставляло нас видеть все злоключения в смешном свете. Обсуждая с ним впоследствии этот эпизод нашего путешествия, я узнал, что в молодости Доктора не раз брали в научные экспедиции из-за его умения отгонять от людей черные мысли.

Так или иначе, я искренне сомневаюсь, что без дружеской, ободряющей поддержки Доктора наш отряд выдержал бы столь тяжелое испытание. Я впервые узнал, что такое муки жажды. Каждый сделанный мною шаг казался мне последним в моей жизни.

Наконец — по-видимому, на исходе второго дня нашего пребывания на Луне, — я услышал сквозь гул в ушах восклицание Полинезии: «Впереди лес!» Кажется, в это время я уже плохо отличал явь от бреда. Ничего не видя и механически переставляя ноги, я плелся за остальными. Я знаю, что мы все же нашли тогда воду: рухнув на землю и лишаясь чувств, я еще успел запомнить, как Чи-Чи, держа в руках древесный лист, сложенный наподобие чаши, вливала мне в рот восхитительно прохладную жидкость.

ГЛАВА 4 ПОДВИГ ЧИ-ЧИ

Придя в себя, я ощутил жестокий стыд. Тоже, полез в путешественники! Доктор, как ни в чем не бывало, расхаживал рядом — о Чи-Чи с Полинезией не стоит и говорить. Заметив, что я очнулся, Джон Дулитл немедленно подошел ко мне.

Будто угадав мои мысли, он сразу же начал корить меня за то, что я стыжусь происшедшего: ведь, по его словам, я не имел такого опыта путешествий по странам с жарким и сухим климатом, как Чи-Чи и Полинезия, и как он сам.