Больше он не успел дать никаких напутствий. Дверь вертолета распахнулась, к нему был приставлен трап, и я увидел ведущую к большому дому длинную аллею фонарей, под каждым из которых стояло по автоматчику.
Я ожидал, что советник выйдет из вертолета первым, но он сказал:
— После вас. Теперь уже — только после вас. — И прежней улыбки больше не было (которой, добавлю, при мне никогда более не будет) на его лице.
4
Из китайской «Книги Перемен»
...здоровенный, благообразный, встречавший нас в роскошном вестибюле.
— ...Со счастливым прибытием!.. Надеюсь, в дороге все благополучно?..
Его маслившееся жизнью лицо вдруг стало восковым — это Готлиб, просунув пистолет у меня под локтем ввинтил глушитель ему в живот.
— Мы тебя вычислили, — сказал Гюнтер. — О маршруте знал только ты.
— ...Недоразумение, какое-то недоразумение, ей-Богу!.. — зачастил здоровяк.
— Якие нэдаразумэнье! — встрял Афанасий, вдруг очутившийся рядом. — Я ж тебя ще у воздухи прочуяу. Хто ентим злыдням наводку давау?
«Да вы ж.... Да я ж... Да откуда я мог?!.. Товарищи!.. Ребята... Да вы что!..» — продолжал еще булькать верзила, пока Гюнтер и Готлиб, тыкая ему в живот своими бесшумными «игрушками», не затолкнули его в первую же по коридору комнату и не захлопнули за собой дверь.
«Шпокнуло» там что-то или нет, я не расслышал, только потянуло тинистым запахом реки, плеснуло далекое весло, и Афанасий, сняв шапку, перекрестился истово. Затем едва слышно изрек:
— Як обычно — у правый клапан... — И добавил мстительно: — А нэ фиг було...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...под натиском налетевшей в неимоверном количестве челяди, рвавшей нас на части...
В огромной, едва ли не целиком состоявшей из зеркал гримерной меня раздевали, какая-то суетившаяся публика опять и опять меня переодевала, гримировала, кажется. Все произошло настолько стремительно и настолько без участия моего уже порядком расслабленного разума, что вышел я оттуда, облаченный в какой-то диковато (по-моему) сидевший на мне смокинг, какую-то белую манишку и тесные, как пыточные «испанские сапоги» лаковые штиблеты. И лицо от грима было несколько чужим, вроде маски, которая, казалось, вот-вот лопнет от нечаянной улыбки или какой другой мало-мальски живой натуги. Зато благоухал я так, что, наверно, и дюжина лучших парфюмеров-дегустаторов не разобралась бы, чем именно.
И почему-то снова пахло рекой — но где-то вдали, совсем, совсем вдали...
На время, пока я ждал Лизу, меня перевели в роскошную залу со стульями и креслами, на которые из-за музейного великолепия их обивки даже в этом своем наряде мне боязно было присесть, с гигантским, покрытым скатертью столом, уставленным снедью с неизвестными мне наименованиями. Запотевшие бутылки с заморскими винами взывали отведать их содержимое. Устрицы (возможно, вправду, живые), казалось, ерзали по тарелке, ежась от лежащих рядом кубиков льда. Фаршированная, сейчас чем-то похожая на мою нелепую здесь персону каракатица пялилась на меня с фарфорового блюда понимающими бусинками глаз...
Я так и не присел. В ожидании Лизы выстукивал своими тесноватыми лаковыми колодками по паркету какие-то пыточные па.
...Она вошла. Боже! при всей ее красоте, я и во сне не мог бы представить ее такою! Одеяние было утонченным, явно очень дорогим и в то же время простым, что подчеркивало идеальную стройность ее фигуры. Каждый локон прически, остановленный чьей-то умелой рукой, скрывал в себе некий тайный смысл, как завиток китайского иероглифа. Столь же умелый грим придавал ее лицу выражение некоей детскости и в то же время величественности.
— Лиза... — только и сумел выдохнуть я.
— Сереженька!.. — Она бросилась мне на встречу.
Господи, неужели она действительно моя?!.. Как давно мы не были с ней наедине!..
И как ненадолго нам это предстояло!..
Уже распахнулись двойные двери гостиной, и голос, в этот прекрасный миг показавшийся мне отвратительным, как бывает отвратительным все, что прерывает прекрасное, безжалостно изрек:
— Господа, вас ждут. В соседний кабинет... Прошу, пожалуйста...
* * *
...На любом посту, куда бы на протяжении тридцати лет ни направляла его жизнь...
...отдав последние десять лет становлению и развитию нашей молодой демократии...
...в тот роковой миг, когда трагическая случайность вырвала из наших рядов...
...в час этой роковой утраты.
Президент России
(Прочие высокопоставленные лица)
* * *