Доктор Ф. и другие

— Предположим, усилиями всей этой своры, — она кивнула наверх, в сторону винтовой лестницы, — или кого-нибудь еще Тайна всплывет опять и будет в очередной раз кому-то преподнесена на блюдечке. Не самая большая беда, если заполучивший ее окажется чрезмерно осторожным, как тот же Павел, или даже таким радикально осторожным, как Николай. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что она окажется в распоряжении кого-то слишком самоуверенного, возомнившего без оснований, что, в самом деле, все по плечу. Эдакому горе-удальцу с широким размахом!.. Ну, например… Кому-то же не оставившему имени в истории взбрело в голову строить Вавилонскую башню! Наверно, неспроста – небось, помышлял облагодетельствовать человечество и тоже, небось, Тайной какой-то располагал. Даже не исключаю, что этой самой. Чем все кончилось – дело известное. Лишь на секунду представь себе, что нечто подобное вдруг произойдет снова: на его месте окажется такой же раззудись-плечо! Подумай, что это может для всех означать!..

— Если сегодня, при нынешних возможностях… — пробормотал я.

— Вот именно! — подхватила она. — Слава Богу, понял наконец!

На некоторое время я задумался, потом спросил:

— А они там что, этого не понимают? — и в свою очередь кивнул наверх, имея в виду, разумеется, не только потасовку в кабинете апартаментов, все еще, судя по отдаленному грохоту, видимо, продолжавшуюся там, но и сферы повыше, если таковые существовали.

Лиза вздохнула:

— Не знаю… Пока вряд ли даже задумываются. Идет обычная борьба амбиций: кто кого опередит, кто первым отрапортует, кто все урвет?.. В этой ситуации меня одно только обнадеживает: они все-таки, я думаю, совсем не дураки. Даже Снегатырев, несмотря на свой обманчивый вид. Не говоря уж об Оресте Северьяновиче, в особенности о Готлибе с Гюнтером, а тем более о тех, кто над ними. Я уверена – по крайней мере, понимают вот что: отрапортовать, получить награды – это одно; а вот все довести до конца – совсем иное. Тут никаким, быть может, наградам не возрадуешься. Ордена орденами, а жизнь – то дороже… Хотя – кто их, конечно, знает? У них у всех так своеобразно устроены мозги… Но – вот что я заметила… Как вам кажется – они в самом деле так уж страстно жаждут завладеть этой Тайной?

Вопрос меня несколько удивил.

— Конечно, — сказал я. — По-моему, это единственное, чего они и хотят. Иначе…

— А по-моему, — с жаром перебила меня Лиза, — это как раз то, чего они хотят меньше всего на свете!.. Ты сколько времени уже здесь?

— Почти три месяца…

— Немало!.. И о чем-нибудь тебя за все это время расспрашивали?

— Пожалуй – нет. Больше сами рассказывали…

— Видишь! А меня они уже второй год как держат при себе! И – то же самое! Думаешь, если бы хотели – не вызнали бы ничего? Уж не сомневайся, перед средствами они бы не остановились, я успела их изучить!

— Имеешь в виду пытки? — Я поежился не столько за себя, сколько за нее. Какой хрупкой казалась она в этот миг! Почему-то чувствовал перед ней свою вину – какую-то изначальную, заведомую вину крепкого и сильного человека перед слабым и хрупким.

— Если бы понадобилось – то и пытки, — спокойно сказала она. — Только вряд ли понадобилось бы. У них имеются гораздо более совершенные средства. Столько лет на них целые институты работали!

— "Сыворотка правды"? (О чем-то эдаком я, кажется, в книжках читал.)

— Например… Да мало ли что! Боюсь, мы и представить себе не можем!

Теперь она выглядела совсем беззащитной. Хотелось присесть с ней рядом, обнять. Но я пока не мог решиться. Вместо этого мой язык бессмысленно трепыхался, как детская погремушка:

— Но ведь я… да, наверно, и ты тоже… ведь мы, пожалуй, толком-то и не знаем ничего. Сама же говорила – мы сами не знаем, что мы знаем.

Я видел, что ей уже надоело объяснять такие простые с ее точки зрения вещи.

— И это для них, думаю, не было бы проблемой, — устало ответила она. — Что им стоит прокачать подсознание? Все выковыряют, будь уверен! Узнают то, что и нам самим не ведомо, ухватят любую самую подспудную мыслишку, не важно, осознанную или не осознанную! У них по этой части знаешь какие спецы! Афанасия видел? Думаешь, зря они держат у себя эдакое пугало? А он, я как-то слышала, между прочим, способен за две тысячи километров подсмотреть и пересказать чужой сон. Так что, сам понимаешь, Сереженька, — если бы они действительно захотели…

— Значит, по-твоему, в самом деле – просто не хотят?

— А у тебя какие-то другие объяснения?

— Да нет, наверно… — пожал я плечами. — Тогда, может, объяснишь – почему так?

— Сам еще не догадался?

Я попытался сделать насколько мог глубокомысленный вид, от чего едва ли, впрочем, стал выглядеть хоть капельку умнее; во всяком случае, сообразительности мне это ничуть не прибавило.

— Неужели не понимаешь? — воскликнула она. — Да потому что они смертельно нас боятся!

— Нас?..

Вероятно, вид у меня большей осмысленности не приобрел. Лиза вздохнула, набираясь терпения.

— Конечно, — сказала она. — То есть, конечно, не нас самих – а того, что внутри нас.

— И что же в нас такого смертельно опасного? Змеиный яд, что ли?