Доктор гад

– Там… – Ребус потёр лоб. – Я ещё сам не разобрался, но, похоже, проклятия, которые можно подцепить в тумане, заразны. Туман, он, понимаешь, всемирный. Очень неприятная дрянь. Администрация отписала целую группу всемирщиков его изучать за наши налоги – бестолково. А у меня тут почти здоровые пациенты плохеют, да ещё и заражают коллег, – он покачал головой, и, словно в подтверждение его словам, из-за двери Ерл проорал:

– А эти глазастые бабы?! Что Лорца, что Реца, что Макста – я тебе говорю, они сколотили шайку и скоро захватят тут всё! Сначала тут, а потом доберутся до Больничной дуги, а то и вообще до Министерства…

– Ну началось, – прошипел шеф-душевник. – Ни один приступ проклятия преследования не обходится без женщин ирмитской национальности.

– Ерл, убери это у себя из груди, – спокойно басил Клес. – Тебе от этого больно. Убери это, Ерл.

– Не могу! – взвизгнул он.

– Вот проблудь, он мне тут сейчас половину народу перебудит! – Ребус постучал по двери. – Ерл, справляйся с этой дрянью. Если ты этого не сделаешь, я уволю тебя и убью твою бабу!

– Заткнись, шеф! – рявкнул из-за двери Клес, а Ребус беззвучно рассмеялся. – Давай, Ерл, ты справишься. Задави это, задави это силами душевными. Так, вот так, молодец.

Ерл перестал стонать и уже тихо всхлипывал, и через минуту Клес распахнул дверь. Врач сидел на полу, схватившись руками за покрасневшее лицо, а в душескопной было немыслимо туманно, хотя все окна были закрыты.

– Я это перетёр – как зубами, – глухо сообщил Ерл начальнику. – И выплюнул обратно. Теперь оно всего лишь туман.

– Ты хорош, – похвалил Ребус. – Только давай-ка в следующий раз будешь поосторожнее, чтобы не нахвататься от него новой дряни, – он кивнул на человека, распятого иглами душескопа в лежачем кресле. Дитр плохо понимал, что происходит, но не смог не заметить, что у груди механика Вонцеса, проклятого преследованием, туман клубится особо густо и словно бы живёт своей жизнью. Он шёл какими-то путами, те шевелились и поблёскивали в свете газовых ламп. – Я бы его до утра так оставил – Равила будет в восторге. Она о таких только читала, а тут – настоящий одержимый, живьём. Как из пустыни неведомым экспрессом.

– Что-то мне говорит, что он не последний, – Клес пригладил бороду. – Надо как-то от этой всей гадости избавиться, прежде чем мы снова возьмёмся за окуляры. – Ага, – Ребус с внезапной для такого болезненного человека ловкостью подскочил к Вонцесу и сгрёб туман в охапку длинной рукой. – Окно открой, живо!

Клес побежал открывать окно, а Ребус, которого уже начал опутывать туманный ком, выругался и вышвырнул проклятие на тёмный радиус. Фельдшер быстро захлопнул окно и выдохнул в унисон с Ерлом. Ребус вытер ладони о кафтан и полез за портисигаром.

– Так легко? – удивился Ерл.

– Ну да, – шеф-душевник пожал плечами, закуривая. – Сомневаюсь, что смогу съехать дальше, чем уже, терять мне нечего, и… Кстати о потерях – твоя дама знает, что тебе осталось лет двадцать?

– Пятнадцать, – пробормотал Ерл, на вид абсолютно здоровый, даже после недавнего приступа. – Да, знает. Она готова. Лучше уж пятнадцать счастливых лет вместе, чем одиночество из-за моей всемирной жертвы. Я собрался на ней жениться.

– Ну и дурак, – бросил Ребус, приложив ладонь к своему порванному уху, скрытому отросшими спутанными волосами. – Ладно, пошли к окулярам.

Дитр, прислонившись к дверному косяку, наблюдал, как врачи и фельдшер занимают свои места у окуляров. Ерл, как ведущий врач механика Вонцеса, встал у окуляра, который иглой утопал где-то в ноздре у бессознательного человека, Клес встал в ногах, Ребус примостился у левой руки – потому что там стояла тумба с пепельницей. Ерл и Клес Дитра так и не заметили, Ребусу было определённо плевать, что в душескопную забрёл посторонний, а быть может, он решил покрасоваться.

И тут Дитр понял, что дышать стало как-то невмоготу – но не из-за воздуха, а на каком-то всемирном уровне. Что-то происходило там, куда смотрели Ребус, Ерл и Клес, что-то было внутри механика Вонцеса, страдающего проклятием преследования. У Ерла подрагивали руки, лоб Клеса покрылся испариной, а шеф-душевник, уже вовсю пыхтя папиросой, грохотал коробком над ухом. Кругом словно кто-то перекрикивался, тревожно и надрывно, но Дитр не мог ушами своего тела услышать ни слова. Один из окуляров пустовал, и Дитр, не привыкший сопротивляться любопытству, впервые склонился над странным прибором.

Склонился – и ничего не увидел. В душескоп надо уметь смотреть. Надо уметь искать суть. Дитр Парцес умел искать правду, он умел спрашивать. Он спросил и открыл глаз, нависший над окуляром.

Он держал внутри себя гнилую тень маньяка, он перемещался во времени и знал, что удивить его почти невозможно. Но когда он увидел чужую душу, у него перехватило дыхание – и где-то далеко у границы его рассудка удивилась тень.