Доктор гад

– Он вернётся живым, – тихо сказала ей Эдта, пока отец не слышал. – Только ему не говори.

– Я бы сказал, – пожал плечами Рофомм.

– Не скажу, – твёрдо ответила мать. – Ибо тогда не будет в этом ни силы, ни смелости. Пусть идёт на смерть, а возвращается – живым.

* * *

Урномм Ребус не был трусом, но, чтобы он начал что-то делать, надо было дать ему хорошего пинка. В нём была какая-то нравственная лень, и это было его единственным пороком. Этим частенько страдают люди на севере, насколько знал Дитр, такой уж у них менталитет – что у варков, что у гралейцев. Когда им ничего не угрожало, они начинали ржаветь. Эцесам, церлейцам, гралейцам Серебряной Черты и другим людям холодного края у самой Южной Оси постоянно что-то угрожало, и они не были ленивы. У них были другие пороки.

Урномм Ребус после ритуала не прикасался к женщинам вообще, даже к красивой жене Тейле, которую ему подбирали по всем правилам гралейского сватовства с публичным раздеванием и замерами телесного, генеалогическим расследованием и медосмотром.

– Со мной тёща пыталась такое провернуть, жена запретила, – пробормотал Дитр.

– Ох уж эти гралейские тёщи, – Ребус фыркнул, безучастно наблюдая за тем, как он роется в погребе в поисках рыбы. Пока что Дитр находил только жаб. – Чего ей в тебе не нравилось?

– Рост.

– У тебя средний по Гогу рост. Телосложение типа «велло»: мяса много, растёт без лишнего корма. Отличный нос и кожа, ровные зубы. Гралейки, особенно полицейские, таких любят. Видел, как пялилась на тебя хозяйка шлюшьего сквера? А я видел. Даже сестра сказала, чтобы подарил тебя ей на совершеннолетие, но я ответил, что ты старый.

– Не подмазывайся, не пущу тебя пить, – Дитр смирился с жабами и вытащил брикет спрессованных вяленых лапок. – Почему тут только жабы, Рофомм?

– Жена ими питалась, приучила меня. Скорпион в своё время кормил жён жабами, они научились пихать их во все национальные блюда. Нарла варила южную сливочную похлёбку, но вместо рыбы добавляла туда жаб, научила дочку. Эдта считает, что так проявляется её метисная идентичность как эцески и как ирмитки. Хотя ирмиты много чего едят, кроме жаб.

В атриуме что-то заскрежетало, Паук побежал на шум, за ним пошёл Ребус, засунув папиросу за разодранное ухо.

– …знала, что всё плохо, но не знала насколько! – говорила элегантная женщина лет пятидесяти, не обращая внимания на кота, который тёрся об её ноги. Дама потрясала газетой и хваталась за голову изящной, затянутой в лайковую перчатку кистью. – Он не просто его убил – он пробил ему ладони! И где он этому научился? – В Гоге на каторге, – Рофомм мрачно пожал плечами. – Видал я эту скотину, когда интернатуру проходил. Меня по тюрьмам послали как гражданского наблюдателя. Мы тогда только ваяли душескоп, и я подумал, когда ко мне привели Подкаблучника, – как бы мне увидеть то, что у него вместо души. А он сказал, что сделает из моей рожи обивку на стул для своей жены, на другое дворянчики не годятся. Коллеги писали ему гнилостное проклятие личности, но Подкаблучник последователен, вменяем и прекрасно себя контролирует, даже своё извращение. Блудная власть оно называется, часто соседствует с обратным ему извращением блудной боли…

– Кто такой Подкаблучник? – Дитр выглянул в атриум и поклонился даме, та насторожённо кивнула в ответ.

В тумане расплодились преступники, они сбивались в шайки по этническому признаку. Пока у всех на слуху банда ирмитских мошенниц, которые один за другим создают пузыри ценностей – собирают деньги, обещая огромную прибыль, а потом исчезают, появляясь в другом городе. А ещё Эррил да Лицери, которого в глаза Подкаблучником никто никогда не называл. Подкаблучник, получивший свою кличку за извращённый стиль третирования оппонентов, специализируется на соотечественниках, донимая гралейских дельцов от Серебряной Черты до Акка. Пока была жива Лирна Сироса, их семейное предприятие было хорошо защищено, в том числе и силами Нерса Кевцеса, который однажды стал важным господином и начальником охранной конторы. Но Кувалду-Нерса пристрелили, говорила газета в руках красивой дамы, напоследок пробили ему руки, унизив его посмертие. Нерс-то, конечно, паскуда и псина, но Подкаблучника это никак не касалось.

Он просто любил унижать. Жертв притаскивали к нему, и он, усадив за стол свою очередную жену (они у бандита часто менялись, говорят, что одно ухо уже кончилось и на нём нет места для вдовьих серёг), в случае удачных «переговоров о делах», велел новому «партнёру» лезть под стол и радовать его жену. В случае отказа можно было лишиться языка или жизни.

– А не сажают его потому, что… – протянул Дитр.

– Потому что у полиции нет доказательств, что он возглавляет дело и в ответе за всё. Его и в прошлый-то раз послали на каторгу за паршивую бухгалтерию. Подкаблучник юркий как мурена – и такой же жестокий, – дама поёжилась. – А я думаю, враньё это всё. У них у всех есть свои дружки, а то и родичи в полиции.