Доктор и стрелок

– Благодарю, всенепременно. – Уайльд налил себе выпить. – Слышал, что из стрелков вы – единственный, кто так или иначе знаком с моими произведениями.

– Джонни Ринго точно с ними знаком… То есть был знаком. Он мертв… Надеюсь. Еще вас мог читать Джон Уэсли Хардин. Он последние несколько лет сидит за решеткой и учится на адвоката, чтобы по освобождении начать практику. Не грех, думаю, предположить, что он умеет читать. Хотя, – помолчав, добавил Холидей, – встречал я адвокатов, которые читать не умеют.

Уайльд снова рассмеялся.

– В пятницу будет еще лекция. Могу я рассчитывать, что вы придете?

– Нет, – покачал головой Холидей, – я буду играть в карты в «Монархе», это в доме 320 по Харрисон-стрит.

– Уверен, можно прерваться на часок, прийти в театр и послушать меня.

– А вы прервете лекцию, чтобы взглянуть, как я играю?

– Я лекциями зарабатываю на жизнь, – возразил Уайльд.

– А я – азартными играми.

– Туше.

– Надеюсь, это вы меня не к черту послали? – ответил Холидей.

Подошел официант и спросил, что будет заказывать мистер Уайльд.

– То же, что и мой друг, – ответил писатель.

– И бутылку виски? – уточнил официант.

– Нет, напитком я угощусь у друга, – улыбнулся Уайльд.

– В разумных пределах, – предупредил Холидей. Сказав это, он, как ни странно, не улыбнулся.

Уайльд поерзал, пытаясь поудобнее устроить толстый зад на жестком деревянном стуле.

– Итак, что делает в Лидвилле печально известный Док Холидей?

– Старается быть не столь известным.

– Я серьезно, – намекнул Уайльд. – Дуэлей не предвидится?

– Надеюсь, нет.

– Уверен, вы шутите.

– Взгляните на меня, – раздраженно произнес Холидей. – Я умираю: чахотка меня истощила, я и ста тридцати фунтов не вешу. Зубоврачебную практику продолжать не могу, потому что дантисту не положено харкать кровью в лицо пациентам, – он пристально посмотрел на Уайльда. – В Лидвилле есть хороший санаторий – когда окончательно сдам, переберусь туда.

Холидей перевел дыхание.

– Я приехал сюда умирать, мистер Уайльд.

– Простите, – извинился англичанин, – не знал.

– Черт, вы, наверное, один такой.

– Я ничего не слышал о местном санатории, – признался Уайльд.

Холидей закашлялся в платок.

– Говорят, есть и другие, не хуже. Сюда я приехал, поверив россказням, будто местный воздух на высоте десяти тысяч футов очень чистый. Так-то оно так, – скривился Холидей, – да вот только никто не удосужился предупредить: воздух здесь такой разреженный, что даже птицы не летают, а ходят по земле.

Уайльд кивнул и улыбнулся.

– Как-нибудь я украду у вас эту фразу.

– Дарю. Могу и заразой поделиться.

– Вы меня восхищаете, – сказал Уайльд и, достав из кармана тонкую сигару, закурил. – Как-нибудь обязательно напишу о вас пьесу.

– Для британского читателя? – спросил Холидей. – Хотите потратить впустую время и деньги – лучше приходите в «Монарх».

– Вы хозяин заведения?

– Владею им на паях.

– Тогда почему не назвать его «У Дока Холидея»? И сделать большую яркую вывеску?

– Моей смерти желают с полсотни человек, – ответил Холидей. – Зачем облегчать им задачу?

– А вы, – Уайльд подался к нему через стол, – правда совершили все убийства, что вам приписывают?

– Вряд ли.

– Не могу понять, – приглядевшись к Холидею, заметил Уайльд, – шутите вы или нет.

– Если верить слухам, – с улыбкой произнес Холидей, – то я в один день убил двух человек, которых разделяло пять штатов. Сплетники, поди, думают, что я разъезжаю по стране на Аристиде.

– Аристид? – переспросил Уайльд.

– Фаворит первого Кентуккийского дерби. Мой друг Бэт Мастерсон уверяет: скоро эти скачки прославятся.

– Бэт Мастерсон? Что стрелок может знать о скачках?

– Наш брат, мистер Уайльд, отстрелом людей себя не ограничивает. Я, например, дантист, Мастерсон – спортивный обозреватель, а Хардин готовится стать адвокатом. – Холидей насмешливо фыркнул. – Людей убивать он вряд ли перестанет, зато при нем всегда будет надежный юрист.

– А как насчет Билли Кида, о котором столько разговоров? – спросил Уайльд.

– Я, например, о нем не говорил.

– Нет-нет… Чем он еще занимается?

Холидей пожал плечами.

– Ему, я слышал, едва ли двадцать лет отроду. Вряд ли он успел обзавестись профессией.

– Вы имели в виду, что он успел только научиться убивать?

– Убийство можно считать профессией, если вам за него платят, – ответил Холидей. – Мне ни разу не заплатили ни пенни. Почти никто из нас не получал платы. Если убиваешь задаром – по доброй воле или по обстоятельствам, – то это уже не ремесло, а форма искусства.

– Или же хобби, – предположил Уайльд. – Вот вы, например, убиваете по обстоятельствам или охотно?

– Вас послушать, мистер Уайльд, так я ничем больше не занимаюсь, – ответил Холидей таким тоном, что Уайльд не понял: иронизирует собеседник, злится или просто отвечает на вопрос. – Я ведь еще сплю, ем и, бывает, успеваю вырвать зуб-другой. Скажу лишь, – сделав паузу, продолжил он, – что я ни разу не убил того, кто пули не заслуживал.

– Если ищете тех, кто заслуживает пули, пообщайтесь с мисс Энтони, – предложил Уайльд. – Вчера за ужином она призналась, что ей угрожают. Гневных писем в ее адрес хватило бы на небольшую книгу.