— Привет, доктор Ди, — говорит он с закрытыми глазами.
— Как ты узнал, что это я?
— У меня глаза не полностью закрыты.
— Закрой их, Итан.
— Но…
— Отдыхай, малыш. Сегодня это правило номер один. — И завтра, и послезавтра…
Я возвращаюсь к его родителям, и снова улавливаю между ними ту же напряженность. Они не прикасаются друг к другу.
Это не мое дело.
Поэтому я стараюсь не замечать, как жена прикусывает губу и бросает на мужа косой взгляд.
Или когда он напрягается, будто она жмет на его последнюю кнопку, но не говорит ни слова.
Я благодарен, когда она переключает свое внимание на меня, беря себя в руки, как Мама Командир.
— Как долго он пробудет в больнице на этот раз? И какие условия потребуются в плане учебы? Должны ли мы подумать о домашнем обучении до конца года, чтобы он полностью поправился?
— У нас есть команда, с которой вы встретитесь либо сегодня, либо завтра. Сотрясения мозга подпадают под категорию приобретенных черепно-мозговых травм, и у нас набрана команда врачей и смежных медицинских работников, которые оценивают каждый случай и работают с родителями, чтобы назначить оптимальный план лечения.
Она хмурится.
— В прошлый раз мы с ними не встречались.
— Нет, Итан очень быстро пришел в себя, все обошлось лишь педиатрическим уходом. Но на этот раз мы должны быть особенно осторожны.
Первым откликается отец.
— Но с ним все в порядке, да?
Он уже второй раз спрашивает меня об этом. Он не принял мой первый ответ, и сейчас ему тоже не понравится то, что я скажу. Но я не могу, глядя этому мужчине в глаза, сказать, что с его сыном все будет в порядке, потому что не знаю, так ли это.
Я всей душой на это надеюсь, но, честно говоря, не имею понятия.
— Потому что послезавтра к нам прибудет партия телят.
Мой разум запинается о только что услышанное. Медленно поднимаю на него глаза. Бл*дь. Понимаю, у мужика ферма, и он, вероятно, занимается всем в одиночку. И он беспокоится о своем ребенке. Ведь так? Он должен беспокоиться о своем ребенке.
Но если его проклятый бизнес так важен, возможно, ему следовало, мать его, лучше следить за…
Обрываю себя. Даже в мыслях это звучит неуместно. Это не мое дело, как эта семья взаимодействует — или не взаимодействует — в плане вопросов, не касающихся безопасности их детей. И я понимаю, это не он решил, чтобы Итан катался на санках.
Но сейчас я так опасно близок к тому, чтобы по чему-нибудь врезать.
— Мы узнаем больше после томографии. И он уже пришел в себя и отпускает шуточки. Это отлично. — Я сдергиваю пейджер с бедра и секунду смотрю на темный экран. — Прошу меня извинить.
Хожу по коридору достаточно долго, чтобы успокоиться, затем отправляюсь к рентгенологу. Через ее плечо рассматриваю изображение и ругаюсь себе под нос.
У него кровоизлияние в мозг. Маленькое, но заметное. Острая субдуральная гематома левой лобной доли.
Наклонившись, нажимаю кнопку интеркома.
— Отлично справляешься, приятель.
Он слегка улыбается в камеру. Его глаза остаются закрытыми.
Рентгенолог связывается с бригадой неврологов, и не пройдет много времени, как будет принято решение о немедленном хирургическом вмешательстве.
На этом моя роль заканчивается, по крайней мере, временно. Мне нужно вернуться к себе в кабинет. Закончить оценку. Но когда Итан появляется из аппарата МРТ, садится, и двоим взрослым приходится поддерживать его, потому что, он не может двигаться…
Я понимаю, что мне не сойти с места.
Я не могу его оставить.
Пишу Блэру, сообщая, что направляюсь в операционную. Даже если буду простым наблюдателем, я не оставлю Итана одного. После операции его переведут в детское отделение интенсивной терапии. Я там не дежурю, и буду только путаться под ногами, если заявлюсь туда.
И посмотрев через комнату на его родителей, меня пронзает чувство вины. Понятия не имею, что с ними. Поссорились ли они сегодня утром? Может, разругались из-за того, что Итан пошел в школу, прихватив теплые штаны. Может, кто-то из них хотел, чтобы он не выходил во двор на перемене. Столько причин, которыми я мог бы оправдать их поведение, а не настраивать себя против них.
Я хороший врач. Иногда это здорово, потому что я неутомим и умен, и я не позволяю многому ускользнуть от моего внимания.
Но та часть меня, которая должна быть чуткой к родителям, сломана. Я стараюсь удвоить усилия и компенсировать это своим пациентам другими способами, но в такие дни, как сегодня, это настоящая борьба.
*****
Я так редко ношу хирургический халат, что в этой больнице у меня его нет. Сжалившись, старший ординатор выдает мне новый комплект. Я переодеваюсь в комнате отдыха, а затем направляюсь в операционную, где готовят Итана. Позволяю бригаде нейрохирургов рассказать Болтонам о том, что произойдет.
Но останавливаюсь в приемной, чтобы сказать им, что все время буду находиться в операционной. Однако не могу смотреть в глаза отцу.
Поэтому компенсирую это ему тем, — по крайней мере, мысленно, — что наблюдаю за каждым шагом операции.
Хирург тщательно изучает источник кровотечения, восстанавливает разрыв, затем помещает катетер и отступает, чтобы ординатор мог завершить процедуру.