Доктор-хулиган (ЛП)

И, может быть, это то, чего я заслуживаю. Боже, может, я так сломлен внутри, что хочу этого сейчас, потому что не это питает Макса-садиста. Это грубое, неприкрытое чувство в душе — нечто совершенно иное, и я должен отступить.

Макс-садист должен уйти.

И когда она, вздернув подбородок, и с вызовом в глазах, выдерживает мой взгляд, я понимаю… это то, что она думает, я сделаю.

С обиженным рычанием приподнимаю ее по двери и прижимаю член к ее входу.

«Я люблю тебя», — шепчет мой разум, когда я вхожу в нее. Она не думает, что такое возможно.

Вероятно, даже не хочет этого.

Черт, это пробуждает во мне ярость, и я дергаю бедрами, заполняя ее до последнего дюйма. Она охает, ее дыхание прерывается.

Хорошо. Пропади со мной, котенок. И нас будет двое.

Она носит моего ребенка.

Я зарываюсь лицом ей в шею и теряюсь в ее теле, пока мы оба не истощаемся. Она моя. Они мои — и я сделаю все возможное, чтобы так и оставалось.

Глава 38

МАКС

Прерывисто дыша, прижимаю руку к входной двери, Вайолет все еще зажата между моим телом и крепким дубом. Она молча поправляет одежду.

— Настало время поговорить. — Взяв ее за руку, направляюсь в гостиную. Теперь, когда ярость вытрахана, я готов быть спокойным и рациональным. Полагаю. Надеюсь.

— Неужели нам действительно есть о чем говорить? — Она выдергивает руку из моей хватки, и мой мир уходит из-под ног. Когда она подчинилась мне у двери, я думал… надеялся, что у меня будет шанс спокойно обсудить беременность.

— Ты сбросила на меня настоящую бомбу, — огрызаюсь я, несмотря на намерение сохранять спокойствие.

— Ты имел право знать о моей ситуации.

— Нашей ситуации.

— Я ничего от тебя не жду.

— Почему, черт возьми? — Ладно, вот вам и спокойствие.

— Ты не хочешь детей, я понимаю. Я справлюсь.

Мой первый инстинкт — протестовать, потому что, Бог свидетель, я хочу этого ребенка. Хочу ребенка от нее. Но что-то мне подсказывает, такое с ней не прокатит. Некое непреступное и холодное чувство внутри напоминает, что она не ошибается. Я неоднократно и различными способами показывал, что никогда не думал о себе как об отце.

Как бы ни было больно задерживаться на этих мыслях, в данный момент, когда все, чего мне хочется, — это заключить ее в объятия и дать обещания, которые я, пи*дец как не уверен, что смогу сдержать, я обязан, бл*дь, быть с ней честным.

Это единственное, что имеет для нее значение. Делаю долгий, глубокий вдох и пытаюсь снова.

— Независимо от того, что я говорил о желании иметь детей, я без сомнения знаю одно — я никогда и ни за что не брошу ребенка, которого создал. И не только ребенка, но и мать этого ребенка.

Она бросает на меня умоляющий взгляд.

— Ты можешь так говорить… можешь даже думать, что веришь этому, но невозможно в мгновение ока изменить свою жизненную позицию в отношении детей. Это просто нереально.

— Положительный тест на беременность — это и есть в мгновение ока. Хочешь сказать, твоя позиция по отношению к детям не изменилась за это мгновение?

Она качает головой.

— Нет. Я надеялась, что когда-нибудь у меня будут дети. Мы не говорили об этом, потому что я не думала, что это произойдет сейчас.

— Так почему ты так уверена, что меня нужно вычеркнуть из всего этого? — Черт возьми, мне следует контролировать язвительный тон.

Она хмурится.

— Я никогда ничего не говорила о том, чтобы вычеркнуть тебя откуда-либо. Просто… ничего не жду. Потому что мы не обсуждали то, чего хочу я, ведь у нас все было не всерьез. — Она касается своего живота, и это как нож, пронзающий мои внутренности. — Но даже, несмотря на то, что наши отношения были…

Я поднимаю руку, останавливая ее. Хватит с меня долбаного прошедшего времени.

— Есть. У нас есть отношения, давай без этого дерьма, ладно?

Она сжимает губы и неуверенно кивает.

— Ладно. Даже, несмотря на то, что… это… не то, из-за чего мы начали наши отношения, я все равно громко и ясно услышала, что ты этого не хочешь.

Бл*дь. Холодный страх скользит по спине.

Как мне впустить ее в свою голову? Как заставить понять, что то, чего я хочу, и то, на что, боюсь, я не способен, — две совершенно разные вещи?

У меня нет выбора. Она ни за что не поймет, если я не расскажу ей о своем детстве.

— Мы можем устроиться поудобнее? Пожалуйста.

Она кивает, и я использую время, необходимое, чтобы дойти до гостиной, для эмоциональной подготовки к тому, что должно произойти дальше.

Она садится в кресло, увеличивая расстояние, к которому я наивно не был готов. Я сажусь на подлокотник дивана. Это самое близкое, где я могу разместиться, и все же оставить ей немного пространства. Я многим ей обязан.

Внутренности скручивает, и я не могу контролировать появившуюся на лице гримасу. Склонив голову набок, она поднимает бровь, и я не могу встретиться с ней взглядом.

Сделав глубокий вдох, сосредотачиваюсь на маленьком голубом цветочке на ткани кресла, где сидит Вайолет, и начинаю.