— Угу, завтра обязательно посмотрим… — Едва слышно произносит он. — Угу, ясно.
«Надеюсь, посмотрим мои почки, а не меня, — проносится в мыслях. — Хочу ли я снова раздеваться перед ним?»
И что бы я делала, если бы красавчик-доктор оказался гинекологом, а? Меньше всего мне хотелось бы сейчас, чтобы привлекательный мужчина заглядывал куда-то, куда не следует заглядывать мужчинам до начала серьёзных отношений с женщиной.
— Будем надеяться, что камень начнёт движение без приключений. — Говорит Красавин, убирая руки. Я пользуюсь этим, чтобы спешно одёрнуть халат и поправить ночную. — Больше ходите по отделению, Алиса Александровна, можете использовать для этого лестницу. — Добавляет он.
Я оборачиваюсь.
Мне почему-то до жути приятно, что он запомнил моё имя и даже отчество.
Мой взгляд невольно скользит по его сильным рукам. Не обнаружив кольца на его безымянном пальце, я ощущаю удовлетворение, но тут же одёргиваю себя — ты же беременна. «Полагаешь, такому красавчику будет интересна пузатая деваха с урологическими проблемами?» Даже будь её моча трижды прозрачной — очень вряд ли.
— А завтра я загляну к вам с утра. — Снимая перчатки, задумчиво сообщает Красавин и поднимается со стула.
Воспользовавшись тем, что он идёт к двери, я поправляю слежавшиеся волосы.
— Завтра… ваша смена? — В горле у меня пересыхает.
— Завтра — да. — Кивает он.
— А сегодня… — Честно говоря, из-за боли я потеряла счёт дням и часам.
— Сегодня — нет, но у меня… были здесь дела. — Говорит Вадим Георгиевич, застывая в дверях.
Снова эти морщинки в уголках глаз. Мелкие, едва различимые. Стало быть, он улыбается. Для меня.
— Спасибо, что зашли. — Возвращаю ему подаренную улыбку.
— Не за что. — Отвечает он твёрдо, но ласково. — Скажу, чтобы к вам зашли, дали болеутоляющее.
Мы смотрим друг на друга.
Мне не хочется, чтобы он уходил. Красавин — единственное светлое пятно во мраке больничных будней, к тому же, мы с ним будто не договорили. Эта встреча прошла слишком быстро, будто вихрь. Я знаю, что, как только за ним закроется дверь, я буду восстанавливать в памяти каждое слово, буду смаковать его на языке, улыбаться, краснеть и снова прокручивать в голове картинки этого короткого свидания.
— Ах, да. — Вадим Георгиевич будто вспоминает что-то важное. — Чуть не забыл.
— Что? — У меня загораются глаза.
— К вам приходил какой-то мужчина. — Тон его голоса слегка меняется. — Но часы посещений закончились, поэтому я попросил зайти его завтра.
— Мужчина?.. — Сипло переспрашиваю я.
Кто бы это мог быть?
— Да. — Кивает доктор. — До завтра, Алиса Александровна, выздоравливайте. — И покидает палату.
«У меня нет никакого мужчины!» — хочется крикнуть мне, но уже некому, да и незачем. Дверь закрывается, а в тело возвращается тупая, ноющая боль. Я на неё не реагирую.
В воздухе всё ещё стоит, сотканный из благородности, запах его парфюма: колючий и горький аромат лимона, пронзительно яркий, но нежный бергамот, ласкающий и утонченный сандал и наделенная стилем и теплотой герань.
Я тяну носом шлейф и ощущаю на языке лёгкий привкус мускуса — необъяснимый аромат: чистое мужское тело, кора дерева, специи, притягательная мягкая сладость. Этот мужчина пахнет силой, и его запах дурманит.
«Выздоравливайте», — стучит эхом в висках. — «До завтра».
—
17
— Что у нас с Кукушкиной? — Я задаю этот вопрос, не отрывая взгляда от компьютера.
— А что с ней? — Сгребает со стола бумаги в охапку Люда. — Вы разве на утреннем обходе у нее самой не интересовались?
Кажется, или я слышу ехидство в её голосе?
— Меня интересует, есть ли подвижки в её состоянии. — Сухо подчёркиваю я, повернувшись к ординатору. — Разве в твои обязанности не входит контроль самочувствия пациентов?
Невелина меняется в лице. Девушка бледнеет и чуть ли не роняет на пол истории болезней — едва успевает подхватить их в последний момент и прижать к груди. Похоже, мой голос звучит строже, чем я предполагал.
— Д-да, простите, просто я…
— Пациентка беременна, — напоминаю я, — поэтому мы отвечаем сразу за две жизни, надеюсь, это не так трудно понять.
— Конечно. — Сглатывает Люда.
И я тут же прикусываю язык — нужно было с ней полегче, совсем девчонка ещё.
— Я не могу делать ей УЗИ дважды в день, поэтому прошу только одного — контроля за её состоянием. — Прочищаю горло и добавляю: — Ровно, как и за каждым пациентом в этом отделении, так что докладывайте каждые два-три часа.
— Хорошо. — Испуганно кивает Невелина.
По её поджатым губам видно — злится.
А для меня подобный тон разговора — лишний способ напомнить ей о субординации. Уж слишком часто ординатор стала забывать о том, что я — её старший коллега и наставник. Все эти взгляды, улыбки, «случайные» прикосновения, ревности на пустом месте уже порядком надоели.
— Вот и замечательно. — Говорю я, вставая с кресла.
Теперь она смотрит на меня снизу вверх и кажется совсем крохотной. Ненавижу этот момент, но так уж распорядилась природа — я смотрю на людей свысока, сам того не желая.