Беру папку, поправляю ворот форменной рубахи и выхожу в коридор, оставив девушку в ординаторской наедине с её обидой. Было бы глупо делать вид, что ничего не происходит, и что ничего не замечаю, поэтому этим разговором я провожу между нами жирную черту и обозначаю, так сказать, границы.
Проходя мимо палаты Кукушкиной, я зачем-то притормаживаю. Стараюсь ступать тихо, чтобы она не обернулась на звук моих шагов.
Мне определенно интересна эта пациентка, но я не понимаю чем именно. И дело тут явно не в медицинских аспектах, а скорее в её беспомощности и растерянности — мне инстинктивно хочется помочь, защитить, успокоить.
Это не говорит о том, что я не сочувствую другим своим пациентам, мне хочется помочь всем, но в этом случае мной движет что-то другое, и я пока не осознаю что.
В приоткрытую дверь видно, что Алиса Александровна лежит в постели. Книга, которую ей передал утром кто-то из близких, так и лежит не тронутая. Ещё бы, трудно сосредоточиться на чтении, когда тебя круглосуточно изматывают сильнейшие боли.
Сколько она здесь уже? Третий день? И всё это время камень не движется, а болевой синдром не отступает. Мне очень хочется облегчить её страдания, поэтому я ощущаю чувство вины за собственную беспомощность на данном этапе.
Утром, во время обхода, Кукушкина казалась такой беззащитной, что мне захотелось положить руку на её плечо. Хорошо, что я вовремя удержал себя от этого шага. Тем более, был не один — с коллегами, и вряд ли бы они поняли такое моё проявление чувств.
Я отхожу от двери и двигаюсь дальше по коридору, к своему кабинету. Мои мысли продолжают вертеться вокруг этой пациентки. Нам с ней совсем не по пути: она молода, успешна и скоро станет мамой, а значит, у неё есть мужчина. Какие бы отношения их не связывали, вмешиваться я не имею права. Да и нужно ли мне это? Что я, вообще, хочу от этой Кукушкиной? Почему думаю о ней всё время?
Нет. Как бы ни вышло, ей стоит держаться подальше от такого, как я. У неё своя жизнь, своё светлое будущее. Связь с человеком с таким багажом, как у меня, вряд ли сулит для неё хоть что-то хорошее. Нужно выбросить эти мысли подальше и желательно поскорей.
Но стоит мне взглянуть на неё, как я буду думать об этом вновь. Чёрт!
— Здравствуйте, подскажите, где четыреста двенадцатая? — Прерывает мои раздумья один из посетителей.
Мужчина лет пятидесяти, на его плечах небрежно наброшенный халат, на лице медицинская маска, в руках большой букет из красных роз.
Я не спешу отвечать, медленно обвожу его взглядом. Видно, что посетитель достаточно состоятельный, на его руке дорогие часы, под халатом солидный деловой костюм, бахилы надеты поверх начищенных до блеска туфель. Пусть всё не слишком новое, но явно стоит денег.
Неужели, это её мужчина? Не могу в это поверить.
— Вы к Кукушкиной? — Спрашиваю я, прищурившись.
— Да, к Алиске. — Кивает он, глядя на меня снизу вверх.
«
У меня неприятно сосёт под ложечкой.
От одной мысли, что я мог бы сказать ей «ты» вместо «вы», у меня замирает сердце, а этот тип вот так запросто зовёт её Алиской.
— Дальше по коридору. — Хмуро говорю я, продолжая оглядывать мужчину уже в попытке придраться хоть к чему-то в его внешнем виде или поведении. — И наденьте халат, как следует. — Уже строже добавляю я. — У нас с этим серьёзно.
— Спасибо! — Сияет он.
Бросает букет на скамью, спешно всовывает руки в рукава халата, затем подхватывает букет и несётся в нужную палату.
Я ещё с минуту топчусь на месте, глядя ему вслед, и только потом решаюсь войти в свой кабинет. Захожу, оставляя дверь приоткрытой, и сажусь в кресло.
Невелина сегодня утром сплетничала с сёстрами о том, что Алиса Александровна ведёт какую-то колонку в журнале. Нужно будет навести об этом справки. Хотя, зачем мне это? У неё же есть этот хлыщ в халате. Наверняка, пришёл поинтересоваться, как поживает его будущий ребёнок.
Мерзкий такой. Фу. И улыбка фальшивая.
Сальный старикашка. Такие пачками лечатся от полового бессилия и ни черта не могут без волшебных таблеточек — мне ли, как врачу соответствующего профиля, не знать об этом.
Я откидываюсь на спинку кресла и ощущаю, как по всему телу разливается возмущение. Не может быть он её любовником. Не может! Не представляю, что такая, как она, даже ради денег может позволить такому, как он… прикоснуться к себе.
И только я брезгливо морщусь, как в коридоре вдруг слышатся крики.
— Убирайся! — Кричит кто-то. Голос явно женский. — Видеть тебя не хочу!
Я встаю с кресла, выхожу в коридор и вижу, как из палаты номер 412 пулей вылетает этот мужичонка.
— Алисочка… — Растерянно бормочет он. — Прости меня!
— Уходи! — Голосом Кукушкиной из-за двери.
— А как же ребёнок? — Мужчина пробует сделать шаг обратно в палату, но ему в лицо летит его же букет.
Ударяется в лоб и валится к ногам.
— Не будет никакого ребёнка! Ничего не будет! И вообще, тебя это больше не касается! — Доносится из палаты.
А затем дверь закрывается. С грохотом, очень эффектно.
Мужчина остаётся стоять посреди коридора, шокировано глядя на лежащий в ногах букет и падающие с собственной головы лепестки роз.