Доктор Кто. День Доктора

Я нахмурился – в воспоминаниях что-то замерцало. Смутно я знал, что он пришел сюда из сарая, из последнего дня Войны Времени… Но когда именно? Возможно, эти события – забытые последствия взрыва, который я неведомым образом смог пережить?

– Война Времени, – сказал Чудо-мальчик, стоявший за моей спиной. – Последний день. День, когда ты убил их всех.

Я бросил взгляд на мальчишку.

– День, когда их всех убили мы.

– Без разницы, – ответил он.

– Разница есть, – сказал я ему. Слова прокатились по комнате эхом, и я понял, что сорвался на крик. Чудо-мальчик странно на меня посмотрел. Я задумался о том, что он сейчас чувствует и сколько времени пройдет, прежде чем я тоже почувствую это. – Как давно? – спросил я, повернувшись к старику. – Последний день, конец Войны Времени. Я спрашиваю, как давно это случилось для тебя.

– Я ни с кем это не обсуждаю, – ответил он.

– А ты ни с кем и не обсуждаешь, – заметил я. – Кроме тебя здесь больше никого нет.

Он замолк и уставился в пол, и я решил оставить его в покое. Мальчишка почти закончил выцарапывать на стене цифры. Надо отдать ему должное, план был неплох.

– Ты подсчитал их? – Старик обнаружил в углу лавку и сел на нее. Он все так же смотрел в пол и говорил тихо.

– Что подсчитал? – спросил Чудо-мальчик.

– Детей. – В темнице, должно быть, было холодно с самого начала, но почувствовал я это только теперь. – Ты подсчитал, сколько детей было на Галлифрее в тот день?

Повисло молчание. Оно затянулось, а я смутно вспомнил, что собирался сказать. Вспомнил, как злился, кричал что-то, неверяще глядя в лицо самому себе. Но в которое из лиц?

Молчание звенело каплями воды, шуршало беготней крыс, шелестело шагами.

Я был стариком, сидевшим понурив голову и ожидавшим ответа, который мне совсем не хотелось слышать.

Много лет спустя я бродил по той же комнате, пытаясь и не решаясь заговорить.

В далеком будущем я замер у стены со старым гвоздем в руках и смотрел на цифры, высеченные в камне.

И все же я молчал. Я знал, что отвечу, и знал, что, когда ответ прозвучит, разразится буря – так как же мог я произнести эти слова?

– Так ты их подсчитал? – спросила Ривер Сонг несколько лет спустя, когда мы были на пикнике со старыми Богами. Я показывал фокус с куриной ножкой, просто чтобы немного позлить Тора.

– Долгая история, – сказал я. – Ты что, мои конверсы куда-то запрятала?

– Нет, правда, ты их подсчитал или нет? – спросила она еще несколько лет спустя в Подводье Рыбы Джима.

– Куда ты подевала все мои бабочки? – возмутился я.

– Милый, прошу, просто ответь, – спросила она в двадцатый раз за сотню лет. – Ты подсчитал их? – Мы были в мастерской ТАРДИС, устроили себе вечер шашлыков и ремонта. Ривер мне помогала – то есть делала абсолютно все сама и иногда тыкала меня палочкой, когда нужно было что-то ей передать.

– А это важно?

– Разумеется.

– Почему?

– Потому что ты об этом всегда молчишь.

– Ай!

– Зевсовы штепсели.

– Так я ведь тебе их уже давал.

– Это же кастаньеты, а не штепсели.

– Пришлось их доработать для срочной вечеринки с мадам де Помпадур. Ну, как успехи?

Клоун-робот лежал на скамье. Руки у него дергались, но лампочки в глазах загораться не желали.

– Здесь нет никаких высших мозговых функций, нечего восстанавливать, – сказала Ривер. – По-моему, это простейший бот, детский психотерапевт.

– Ай!

– Мадам де Помпадур?

– Ревнуешь?

– Разумеется, ревную. Руки прочь от моей девочки.

– Ладно, значит, детский психотерапевт…

– Некоторое время такие пользовались спросом во внешних колониях. Дети могли рассказывать им все, что боялись поведать взрослым.

– А боты что делали?

– В руководстве сказано, что забирали боль.

– Но этот робот ведь просто ходит туда-сюда и спрашивает, как выглядит.

– Да, у него заело пластинку с прошлого сеанса терапии. Я пытаюсь вытащить его из цикла.

– Кто станет обращаться за психотерапией к роботу?

– Люди, которым повезло меньше тебя. – Она бросила на меня свой привычный взгляд. – У которых нет кого-нибудь вроде меня. Плохие воспоминания не мучают? Поделиться не хочешь, милый?

– Я нашел две своих бабочки. Они были разрезаны пополам.

Ривер одарила меня очередным взглядом из своего богатого арсенала и продолжила работу. Только она одна была способна сердито монтировать нейронные интерфейсы.

– И что мы с ним будем делать, когда ты его починишь? – спросил я спустя несколько минут молчания.

– Наверное, высадим где-нибудь, где он будет нужен.

– Хорошая мысль.

– А хочешь, я тебе скажу еще одну хорошую мысль? – Она все так же не поднимала глаз – была занята делом. – Не надо. Не считай, сколько детей было тогда на Галлифрее. Никогда не считай. А если уже сосчитал, изо всех сил постарайся забыть.

– Почему?

– Потому что ты живешь в машине времени. Вся история происходит там, за этими дверьми, одновременно. В лучшие времена это значит, что все твои знакомые до сих по живы и ты ждешь не дождешься поскорее увидеть их снова. В худшие – все мертвы, а ты хочешь только метаться по Вселенной, делая вид, что можешь это исправить. – Она посмотрела на меня. – Я знаю, каким ты мне нравишься больше.