Доктор N

Понимает, что сон, но ловит себя на мысли, что хочет узнать, очень даже занятно, что будет дальше. И удивляется желанию, которое в нем родилось: поцеловать её в пухлые губы, ни слова Гюльсум!

- Я могу быть вашей. - Сейчас ее обнимет. - Связной вашей, отрезвила. - Поднимите рабочих на нефтяных промыслах, они пойдут за вами, и свергнете мерзавцев! Я вам помогу связаться с подпольными группами, - а глаза говорят о другом, обещают, и он понимает, что поддастся искушению, вот-вот ее обнимет, - в Тифлисе, Баку, Одессе, - называет города, в которых он жил, -в Астрахани.

- А в Москве?

- В Москве тоже! Не верите? Думаете, агент и подослана к вам? Заплакала, обнимает её, она доверчиво к нему жмется, целует её в щеку, слезы солёные. - Вырвалась из объятий: - Считаете, что не справлюсь? Я могу сотни девушек мобилизовать. У меня есть опыт. Мы смешиваемся с беженцами, умело притворяемся нищими крестьянками из голодных провинций, даже,- разрумянилась от волнения,- беглянками из закрытых большевиками публичных домов! Вот, смотрите,- сняла туфли,- мы носим тайные письма в подошвах туфель... Пойдем! - и тянет за собой, Нариман послушно за нею следует,- хочу поцеловать.

Какие-то гости, ни одного знакомого лица, множество столов, играют в карты, его провожают в другую комнату, где же она? Бросила его, оставив одного!

- Вы ведь,- хозяин ему,- хотите купить ковер, чтобы сын не простужался, дует с пола.- Откуда им это ведомо? Подводит к лестнице, ведущей на крышу дома: - Пригнитесь, - на крыше ему. - Идите близко к краю! - Безлунная ночь, ноги увязают в мягком кире, которым покрыта плоская крыша. Новая лестница вниз, и - на крышу другого дома.

Шел с нею, держал за холодную руку, снова потерял. Вот она! Встречает у подножья лестницы,- проводила в слабо освещенную комнату и, указав на солдатские сапоги и форму на кровати, велела переодеваться. Но успела жарко шепнуть: Я знаю! Это потом!

Послушно раздевается, неловко, уставилась на его голые ноги, не забыть из кармана брюк взять портмоне, там деньги, и носовой платок, в пиджаке удостоверение.

- Вы теперь красноармеец.

- Я председатель ЦИК.

- Был! - она ему на ты. Но почему солдатом? Нынче модно: чтоб в длиннополой шинели. Ну да, Коба такую носит. Это у нас как пароль: красноармейская форма. Как отличить нашего от ненашего? Вот же - сапоги! Порядком сношены и неудобны. От неловкости надевает их на разные ноги, это мешает идти, но терпит.

Через черный ход - на боковую улицу. Куда? Пальцем на губы: не разговаривать. Узкий маленький дворик, небольшой дом, за ним - поле, неподалеку море, и он уже летит в гидроплане, она за рулем, ни разу не летал, а тут как будто всю жизнь то и делал, что летал,- вот почему в красноармейской форме: чтобы к гидроплану подпустили.

- К нам примкнут армяне (при чём тут армяне?), Каспийская флотилия и остатки авиашколы.

Команда была, понимает, что ни за что не выполнит, ведь я уже не служу большевикам (а если она пожелает?): сбросить зажигательные бомбы на нефтепромыслы, разбить склад амуниций. Первая бомба-сигнал к восстанию, паника в городе... Вокруг чужая речь, смесь английского и французского, ни того, ни другого не знает, а гидроплан тем временем... И Нариман не знает, сбросили бомбы или нет, она ведь могла не посоветоваться с ним: потом упрекнут (под трибунал!), что именно он и приказал, никому не докажешь, что без его ведома. По воде мчится гидроплан, причаливает, как корабль, к какому-то острову. Наргин, где содержались военнопленные? Тайное место встречи заговорщиков? Вылез сначала сам, потом ей помог, обнял - и такая она легкая, но тут из-за куста выскакивает незнакомый мужчина и, крепко схватив её за руку, уводит, вокруг никого. Но успела шепнуть: Ночью в кафешантане, кабина двадцать семь, переспросил: Может, двадцать шесть? Нет, именно двадцать семь!, ну да, число ее полетов, а всего - пятьдесят пять, и никакой не комиссарский шифр.

Кто-то водку ему наливает. Я же не пью! Мысль: бежать. Но как? Не выберешься с острова, хоть и понимает, что Баку близко. Официант поднес буханку белого хлеба, но только понюхать. Ах, какая пахучая, запах отрочества, царских времен, украсть для Наджафа! Выхватил буханку и бежать...- проснулся. А запах - это с кухни: Гюльсум, встав рано, хлеб на сковороде подрумянивает.

Ну и сон!.. Еще темно на улице, можно подремать. И тут же уснул.

...Стук в дверь. Открыл - два красноармейца, пакет вручают, на улице видно за дверью - черная машина. Письмо с тремя подписями. Но нас в ЦИК четверо! Четвертый сам, и подписи его нет: немедленно явиться в комиссариат. Предписывают взять шифрограмму. Знают! Не может вспомнить, куда отправил главное шифрованное письмо.

- Нет у меня,- говорит красноармейцам,- никакого шифра.

- А шифрограммами как обменивались? - Допрос? Перехвачено! Писал, что согласен возглавить. В комиссариате Коба, рядом с ним... Мак Делл! Предал меня!

- А говорили, что никаких шпионских разговоров.- И к Мак Деллу: - Как вы пели в гидроплане?

- В гидроплане,- возразил Нариман,- мы не пели!