Доктор Постников

Однажды в Посольском приказе подьячий, под началом которого Петр выполнял работу переписчика, поручил ему переписать совсем уже не пригодную к чтению, растрепанную небольшую рукописную книжицу, называемую «Повесть о Петре и Февронии». В ней рассказывалось, как змей, убитый князем Петром, умирая, обрызгал его своей кровью и заразил неизлечимой болезнью, от которой тот очень сильно страдал. Но простая крестьянская девушка Феврония – дочь древолаза, собирателя дикого меда, используя обыкновенную закваску, прокипяченную на меду, быстро избавила князя от страшного недуга. Петр, герой нашего рассказа, сразу загорелся желанием приготовить такое же снадобье и попробовать его действие на своих увечных щенках. А еще ему вдруг вспомнились уличные калеки, раненые солдаты и просто больные, которые денно и нощно обитали на папертях и окрест церквей, и которых он встречал почти каждый день. Облепив ступени паперти, эти убогие люди просили подаяния, а чтобы разжалобить прихожан или просто людей мимо проходящих, показывали им свои гнилые, облепленные струпьями обрубки и кровоточащие язвы. Петр удивлялся: если есть такое чудодейственное лекарство, как закваска, прокипяченная на меду, то почему этих несчастных никто не лечит. Тем более что закваски не только у них в доме, но и в каждой богатой усадьбе хоть ведрами носи. Петр прочитал повесть несколько раз, но нигде рецепта той мази, которую использовала Феврония, не нашел.

Уже дома, зайдя к отцу в рабочую комнату, он рассказал ему о книге и спросил, как такое может быть, чтобы обычная крестьянка сумела вылечить князя простой закваской на меду. А больных и калек, которых на улице несметное количество, никто не лечит. Василий Тимофеевич, несмотря на свою образованность, этой книги, видимо, не читал и истолковал исцеление князя как воздействие на болезнь колдовских чар Февронии. На что Петр возразил: если бы Феврония была ведунья и применяла свои колдовские чары, то князь не женился бы на ней, а сжег бы в срубе, как и положено сжигать всех колдунов. С убедительным доводом сына старший Посников согласился и высказал другое предположение: что Феврония в лечении князя использовала обыкновенное знахарство, которое на Руси практиковалось повсеместно. Знахарство не связано с нечистой силой, знахари лечат травами, а травы от Бога. Поэтому, по мнению Василия Тимофеевича, Феврония в закваску с медом добавила какую-то лечебную траву, о которой в книге забыли написать.

– Вон, доктора-иноземцы, что в Немецкой слободе живут, они на своих аптекарских огородах, что за Мясницкими воротами разбиты – кстати, недалеко от нас, – каких только лечебных трав не выращивают. А в аптеке лекарства из этих трав как называются? – Пластыри, мази, капли, примочки да еще бог знает как. О травах же, из которых они сделаны, на склянке нет ни слова. Ты вот говоришь московские калеки.… А кто, по-твоему, должен их лечить? Да неужто царь-батюшка об них должен озаботиться? Нет, – с протяжкой сказал старший Постников, – сами голубы должны о себе подумать. Пусть идут и собирают нужные травы, делают настойки, готовят различные примочки и сами же себя исцеляют.

Петру тут же припомнился случай с Миколой…

– А если они не знают лечебных трав и не умеют готовить снадобье? – робко спросил он.

– Пусть чаще молятся и взывают к Господу. Господь милостив, глядишь, и ниспошлет убогому свою благодать. Кстати, Петя, – подозрительно взглянув на сына, проговорил Василий Тимофеевич, – скажи, почему тебя так заинтересовала какая-то Феврония, избавившая князя от какой-то хворобы, да еще калеки на паперти, о которых нужно позаботиться… Подозрительно это все. Что ты задумал, сын?

Петр засмущался под пристальным взглядом отца и, собравшись с духом, рассказал ему… о щенках.

– А-х вот оно что! – воскликнул Василий Тимофеевич и улыбнулся. – Так тебя, я вижу, не столько сами щенки заботят, сколько лекарское дело увлекло – сказал он и еще раз вопросительно посмотрел на сына. Петр засмущался и виновато опустил глаза. – И давно ты медициной интересуешься?

– Давно тятенька. Со дня, как Микола себе руку поранил.

– И когда же это было? – спросил старший Постников, нахмурив брови.

– На мои девятые именины. Он для меня в этот день коня из чурбана вырезал.

– А почему ты мне тогда об этом не сказал?

– Опасался твоего гнева.

– За что? – удивленно спросил отец.

– За то, что я помогал Миколе перевязывать рану.

– Что?! – вскричал Василий Тимофеевич и вскочил со стула. – Сын дьяка прислуживал своему холопу! Да где это видано…

– Но ты же не будешь нас за это наказывать, тятенька? Микола один бы не справился, он очень глубоко порезал руку.

– Ну, хорошо, – смягчился старший Постников, – поведай мне эту историю.

И Петр рассказал отцу о происшествии шестилетней давности, когда он первый раз увидел настоящую кровь, как сам вызвался помогать Миколе перевязывать рану и выполнять все указания холопа. И только страх вызвать родительский гнев мешал ему признаться в этом. Удивлению Василия Тимофеевича не было предела.