Доктор Сакс

«Помазаю тебя, сын —» — воскричал он в подвале жидкой грязи — «мы бросаемся в гомерические битвы утра — чрез росистые вершины твоих всех до единой излюбленных сосен Дракутских Тигров закатывается дальнее красное солнце, что в сей же миг восходит из постели небесносини ко дню колокольчиков в преступленье — и брега океанов рассыплются, в краях Южных Широт, и кора воспашет сквоз убеленное сединами древнее море с обширным похоронным консонантным шплюхом пен от носа корабля — в нефиговой же ты стычке, мясницкий дьявол».

8

Я вдруг понял, что с нами его громадный черный кот. Ростом он был четыре фута в холке, с огромными зелеными глазами и обширным хвостом, что медленно вилял, как вечность на лету, — кот страннее не бывает. «Нашел его в Андах, — только это и сказал мне Сакс, — нашел его в Андах на каштане». Еще у него были длиннохвостые попугаи, они говорили крайне странное: «Зангфед, дезиди лиинг, флинг, фланг», и еще один, кричавший на гордом испанском, который выучил у старого пирата с кустистыми бровями, пердевшего себе в ром: «Хойк калли-анг-гуу — Куарант-ай-чинко, сеньёр, куарант-ай-чинко, куарант-ай-чинко[117]». У меня над головой взорвался громадный парикианский баллон — он был синий и поднялся из синих порошков Горна, и поэтому все вдруг стало синим.

«Синяя Эпоха!» — вскричал Доктор Сакс, метнувшись к своей печи — Саван летел за ним, он стоял, как гётевская ведьма пред своей горнопечью, высокий, выхолощенный, ницшеанский, сухопарый — (в те дни я знал Гёте и Ницше лишь по названиям выцветшими золотыми буквами, вытисненными на корешках мягких бурых или мягких бледно-зеленых старых бархатистых Классических книг в Лоуэллской библиотеке) — Кот махал огромным хвостом. Нельзя терять время. Игра окончена.

Я ощущал в воздухе суматошные волненья, будто стая из десяти тысяч ангелов в облике мелкодуш только что пролетела по подземелью и сквозь наши головы в этом тяжком слезном направленье вечно дальше вокруг земли в поиске душ, что еще не прибыли — Бедный Доктор Сакс стоял, понурившись и печально, у своих горновых причиндал. Огонь был синь, синий потолок пещеры был синь, всё, тень была синя, мои ботинки были сини: «Уууу — Ахман!» — услышал я шепот кота. Говорящий Кот? Доктор Сакс сказал: «Да, некогда он, я полагаю, был говорящим котом. Помоги-ка мне с этими банками».

Я засучил рукава помочь Доктору Саксу с банками вечности. Они, одна за другой, были помечены ярко-синим и, очевидно, другими цветами тоже, а буквы на них были древнееврейские — его секреты были еврейскими в смеси с чем-то арабским.

«Интроверсии! мучительные интроверсии моего разума!» — завопил Доктор Сакс, изо всех сил подпрыгивая и оря во всю мощь легких, а огромный саван его развевался. Я притаился в углу, укутав рот и нос своим страхом, руки холодны как лед.

«Йяаах!» — завизжал Доктор Сакс, оборачиваясь и выпячивая мне офомное ухмыляющееся зеленое лицо с красными глазами, скаля синие зубы в общем синем мире собственных шутовских порошков. «Виииизг!» — заверещал он — он принялся раздирать себе щеки в стороны, корча рожи еще хуже и пугая меня, я же был перепуган довольно — он отпрыгнул, опустив голову, как хиповый чечеточник, оттягивая свои бопсы, качая пятки —

«Доктор Сакс, — возопил я, — Monsieur Sax, m’fa реиr!» (Вы меня пугаете!)

«Ладно», — моментально ответил он и отступил к норме, расплющился об опорный столб погреба черной горестной тенью. Стоял он так долго, Кот размахивал могучим хвостом. Синий свет вибрировал.

«Вот, — сказал он, — ты видишь главные порошки препарата. Я двадцать лет работал над этим поразительным составом, считая обычное время — Весь мир объездил, сынок, от одной части его света до другой — Сидел в жарких солнечных парках Перу, в городе Лима, чтобы горячее солнце меня утешало — По ночам я всякий благословенный миг соблазнял какого-нибудь индейского либо иного типа ублюдка-знахаря зайти в какой-нибудь грязный закоулок за подозрительными на вид помойными ямами, выкопанными в земле, и прийти к какой-нибудь старой китайской мудрости, у него обычно руки болтаются ниже колен от трубки Мирового Гашиша, а глаза ленивые, и он говорит: «Вы, джент-мены, что-то хоти-ии-ите?» Это зуктер, сынок, прячется в секретном сердце тайны — у него в комнате с наваром большие толстые кружевные занавески — и травы, мальчики мои, травы. Там из некого мягкого дерева идет синеватый жуткий дымок, а дерево это можно отыскать далеко к Югу отсюда, чтобы курить, — такое когда смешивается с диким Гермюнзельем, что варит ведьма с Оранг-Утанговых Холмов в безумном Галаполи — где лозовье дерево вышиной в сто футов, а букетами орхидей тебе сшибает голову, и Змей действительно скользит по Пан-Американской слизи — где-то в Южной Америке, мальчик, в тайной пещере Неаполя».

Вихревые кости загремели от того, как он устроил тягу горна — всякий раз, как дергал и дул на угли, веревочная цепочка также дергала треножник на потолке, от которого кружились гремящие кости. Замечалась тысяча интересных штук —