Доктор Сергеев

В лаборатории удаляли гипофиз у молодой собаки, и Костя видел, что это не вызывает смерти, и это удивляло его. Но он вскоре замечал, что удаление это вызывает остановку роста и полового созревания животного. Родной брат подопытного щенка, родившийся с ним в один и тот же час, превратился через полтора месяца в огромного пса, а оперированный остался маленьким, недоразвитым щенком. Костя стал ему впрыскивать вытяжки передней доли гипофиза молодых здоровых животных — пролан, и Джонни начал быстро расти, семенные железы стали созревать. Он снова крепко стоял на ногах, весело вилял хвостом, прыгал и визжал. Он лизал Костины руки, будто горячо благодарил за очередную порцию продана. Когда у другой собаки удалили только переднюю часть гипофиза — вся картина от начала до конца повторилась. Тогда стали удалять только заднюю долю, и увидели среди прочих интересных явлений, что у собаки, только перед этим собиравшейся ощениться, прекратились родовые схватки. Костя впрыснул ей экстракт задней доли железы, и схватки возобновились с прежней силой, собака благополучно подарила лаборатории пять щенят. Все эти опыты были давно известны и ничего нового не представляли, но Косте казалось, что это открылось ему впервые, ибо он по-настоящему понял и почувствовал все это только сейчас. Но он увидел и другое: что и в передней, и в задней, и в межуточной доле вырабатывается еще несколько различных гормонов, и что их действие решительно неясно, и что, стало быть, эту тайну еще предстоит открыть. И он был доволен, будто именно ему предстояла честь этого открытия. Обширное поле предстоящей деятельности радовало Сергеева, манило, и он сожалел, что в сутках так мало часов. Он торопился из клиники в лабораторию, чтобы скорее выяснить что-то очень важное, а утром, волнуясь, спешил в клинику, чтобы скорее осмотреть своих больных и, может быть, применить в диагнозе и лечении то, что он накануне обнаружил в лаборатории.

Проходя по коридорам крупного экспериментального института, который Сергеев вместе с группой молодых ученых посетил по приглашению Воронина, работающего там по совместительству, он испытывал чувство удивления и восторга перед тем, что делается в тиши этих больших и малых лабораторий. За каждой дверью таилась большая мысль, возникала новая теория, создавалась новая, практически ценная возможность врачебной помощи больному. Тишина прерывалась только далеким разноголосым лаем и визгом собак, редким блеянием овечки, даже петушиными криками, и снова наступала удивительная тишина, словно в огромном здании все крепко заснуло. Но за обманчивой этой тишиной Костя чувствовал напряженную работу. Вот здесь, в этой маленькой комнате, работают над вопросом, который покажется непонятным любому непосвященному, но который может дать избавление от болезней миллионам людей. Это работа над химическими факторами нервного возбуждения при пептической язве желудка или двенадцатиперстной кишки; в соседней комнате работают над теми же факторами нервного возбуждения — но уже при спастическом колите; рядом какой-то молодой, пытливой голове нужно выяснить, каковы химические факторы нервного возбуждения при бронхиальной астме; а вот в той лаборатории бьются над происхождением самопроизвольной гангрены; еще дальше — над эссекциальной гипертонией; а вот здесь, в огромной, светлой, первоклассно оборудованной лаборатории, работает сам профессор Воронин над все теми же химическими факторами нервного возбуждения, но уже в другой области — в воспалительном процессе.

Костя уходил из института окрыленный, думая о завтрашнем возвращении сюда. Его немного огорчало, что именно сейчас, не раньше и не позже, надо ходить на лекции по военно-полевой хирургии. Но что же делать? Это теперь нужно больше, чем когда бы то ни было раньше. Профессор Никита Петрович Беляев сказал в большом вступительном слове, что предмет, предлагаемый сейчас вниманию врачей, может понадобиться в любую минуту, что слушатели должны отнестись к лекциям со всей серьезностью и с глубочайшим вниманием. И Костя понял, что это не обычный лекторский прием, обязательный в начале любого курса. И рассказ Лены о том, что отец сейчас почти все время отдает новому предмету, что по ночам он пишет большой труд: «Военно-полевая хирургия», — тоже подтвердил мысли Кости о безусловной своевременности этой дисциплины.

Он аккуратно посещал лекции, аккуратно записывал их в тетрадь и был рад, что снова сидит рядом с Леной. Когда читал Михайлов, Костя ревниво наблюдал за ее лицом, иронически настраивался, ожидая случая «критикнуть», но, увы, не только ни на чем не мог «поймать» его, но, незаметно для себя, сам все больше увлекался содержательными лекциями. Михайлов, как и его учитель, профессор Беляев, был несомненным знатоком своего дела, вносил много нового, практически ценного, и Костя еще больше понимал, что все это вскоре может понадобиться, что война может вспыхнуть в любую минуту.

Толстый, розовощекий Браиловский, смеясь и балагуря, говорил, хлопая Костю по спине: