Мужчина сразу же уронил голову на грудь и захрапел. Энди полезла к себе под юбку, вытащила оттуда вмиг расслабившуюся руку и уложила на подлокотник. Затем она принялась шарить в дорогом на вид пиджаке мистера Бизнесмена. Бумажник оказался в левом внутреннем кармане. Это хорошо. Не придется заставлять его отрывать от кресла толстую задницу. Когда они уже заснут, сдвинуть их с места бывает трудно.
Она открыла бумажник, бросила кредитки на пол и несколько мгновений рассматривала фотографии: мистер Бизнесмен с кучей других толстых мистеров Бизнесменов на поле для гольфа; мистер Бизнесмен с женой; мистер Бизнесмен, намного моложе, стоит перед елочкой с сыном и двумя дочками. Девочки были в колпачках Санты и одинаковых платьях. Скорее всего он их не насиловал, но исключать этого было нельзя. Она давно усвоила: мужчины насилуют, если знают, что это сойдет им с рук. Узнала об этом, сидя на отцовских коленях, так сказать.
В отделении для банкнот оказалось около двухсот долларов. Она надеялась на большее: в баре, где она его подцепила, проститутки были классом повыше, чем в аэропорту, — но для дневного сеанса в четверг улов был неплох, и всегда найдутся мужчины, готовые повести красивую девушку в кино и как следует полапать в качестве аперитива. По крайней мере, они надеялись, что это только аперитив.
— Ладно, — пробормотала Роза, начиная вставать. — Убедил. Давайте попробуем.
Но Барри остановил ее, положив руку на плечо.
— Нет, подожди. Смотри. Сейчас будет самое интересное.
Энди снова наклонилась к омерзительному уху и прошептала: «Засни глубже. Как можно глубже. Ты почувствуешь боль, но она будет всего лишь сном». Она открыла сумочку и достала нож с перламутровой рукояткой. Маленький, но острый, как бритва.
— Чем будет боль?
— Всего лишь сном, — пробормотал мистер Бизнесмен в узел своего галстука. — Правильно, дорогуша. — Энди обняла его и чиркнула двойное «V» у него на щеке, такой толстой, что она скоро превратится в бульдожью. Мгновение она любовалась своей работой в мерцающем свете проектора. Потом хлынула кровь. Когда он проснется, его лицо будет гореть огнем, а правый рукав дорогущего пиджака будет пропитан кровью. Мужику явно понадобится «скорая».
И как ты объяснишь все это своей женушке? Уверена, что-нибудь да придумаешь. Но если не сделаешь пластическую операцию, то каждый раз в зеркале будешь видеть мои метки. И каждый раз, когда отправишься пытать счастье в очередном баре, будешь вспоминать, как однажды тебя укусила гремучая змея. Змея в синей юбке и белой блузке-безрукавке.
Она засунула два полтинника и пять двадцаток в сумочку, захлопнула ее и уже хотела встать, но тут на плечо ей легла чья-то рука, а в ухе послышался женский шепот.
— Привет, золотце. Досмотришь кино в другой раз. А сейчас ты пойдешь с нами.
Энди хотела повернуться, но чьи-то руки сжали ей голову. Да только самое ужасное было в том, что сжали они ее изнутри.
А потом — до тех пор, пока она не очнулась в «Эрскрузере» Розы, стоящем в каком-то запущенном кемпинге на задворках этого среднезападного города — все погрузилось во тьму.
Когда она проснулась, Роза принесла ей чашку чаю и долго с ней разговаривала. Энди все слышала, но в основном ее внимание поглощала сама похитительница. Мягко говоря, фигура заметная. Роза Шляпница была шести футов ростом, с длинными ногами в зауженных книзу белых слаксах и высокой грудью под футболкой с эмблемой ЮНИСЕФ и надписью «Спасти ребенка любой ценой». У нее было лицо королевы, спокойное и безмятежное. Волосы, которые она теперь распустила, струились по спине. Потертый цилиндр, лихо сидящий на голове, вносил диссонанс, но в остальном это была самая красивая женщина из всех, когда-либо виденных Энди Штайнер.
— Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я предлагаю возможность, Энди, и не относись к ней легкомысленно. В последний раз мы кому-то делали такое предложение двадцать лет назад.
— А если я откажусь? Тогда что? Убьете меня? И заберете этот, как его… — «Как же она его называла?» — Пар?
Роза улыбнулась полными кораллово-розовыми губами. Энди, считавшая себя асексуалкой, все же задумалась, какова на вкус ее помада.
— У тебя не так много пара, чтобы было о чем говорить, дорогуша. Да и тот, что есть, — не особый деликатес. Он для нас был бы все равно что для лоха — жесткое мясо старой коровы.
— Для кого?
— Неважно. Ты слушай. Мы тебя не убьем. Если откажешься, мы просто сотрем твои воспоминания о нашем разговоре. Ты окажешься на обочине дороги возле какого-нибудь захолустного городишки — Топики или Фарго, например, — без денег, без документов, не зная, как ты там очутилась. Последнее, что ты будешь помнить, — как вошла в кинотеатр с мужчиной, которого ограбила и изуродовала.
— Он заслужил, чтобы его изуродовали! — огрызнулась Энди.
Роза встала на цыпочки и потянулась, коснувшись пальцами крыши фургона.
— Это уж твое дело, куколка; я не твой психиатр.
Она была без лифчика; Энди видела сквозь ткань футболки ее соски, похожие на знаки препинания.