Доктор Вишневская. Клинический случай

А вот когда пациенты вдруг начинали нести чушь, превознося до небес антиаллергические свойства настоя из одуванчиков, или, скажем, антиастматические свойства ежедневного стояния на одной ноге, то тут уж Анна никому не давала спуска. Советовала определиться и решить, чем все-таки хочется лечиться, какой медицине отдаться — традиционной или нетрадиционной. Двоякого здесь ничего быть не может, точно также, как нельзя быть немножко беременным. Или — или.

— Мефодий, расскажите, как вам удалось излечиться от сахарного диабета? Он у вас был врожденный, не так ли?

— Да, врожденный. Мне с самого рождения кололи инсулин по три раза в день. Восемь лет, ни одного дня перерыва. А потом мама отвела меня к травнику, был у нас во Ржеве очень известный травник. Приезжали к нему даже из Европы…

На вид белобородому Мефодию, магу, целителю и кудеснику, было не менее пятидесяти лет, следовательно детство его должно было приходиться на доперестроечные социалистические времена. Кто тогда мог ездить к травнику из Европы через железный занавес, ведь даже жителям «братских социалистических стран» для поездок в другую «братскую социалистическую страну» надо было покупать, то есть — доставать, дефицитную туристическую путевку, или же иметь на руках официальное приглашение по рабочим делам — командировка, симпозиум и т. п. Пургу гонит Мефодий…

— Настойка плодов лимонника смешивается в равных пропорциях с настойкой коры дуба и отваром ландыша. Принимайте по чайной ложке этого средства утром и вечером после еды и вы забудете про инсулин…

Вот это было уже не прикольно, а страшновато. А вдруг найдутся легковерные диабетики, которые прекратят делать инъекции инсулина и перейдут на это чудное «средство»? Так ведь и до комы недалеко. С летальным исходом. Взять бы этого Мефодия, да вместе с ведущим…

Ведущий словно прочел Аннины мысли, потому что остановил на минутку плавную речь Мефодия и сказал:

— Дорогие телезрители, прежде чем начинать лечение по методу магистра Мефодия, непременно проконсультируйтесь с лечащим врачом.

— Ну хоть что-то, — сказала Анна и выключила телевизор.

Красилась она в машине, так давно привыкла. И «машинный» запас косметики ничем не уступал домашнему, употребляемому в те дни, когда Анна не садилась за руль. А что — ведь удобно же. Садишься в машину и быстро «рисуешь лицо». Зимой можно совмещать с прогреванием. Тихо, спокойно, никто не мешает, зеркало удобное, поворачивай как хочешь. Освещение? Нормальное освещение, а если темно, то можно свет в салоне включить. Опять же выскочишь из дома впопыхах не накрашенной, так возвращаться не придется. Анна, собственно, так и пришла к макияжу в салоне автомобиля — раз вернулась домой, два вернулась, а потом набила бардачок косметикой. Правда всех-всех-всех проблем это не решало, потому что можно было сесть в машину, доехать до больницы, подняться в свой кабинет и уже там понять… Но как же можно иметь косметику дома и в машине и не иметь косметику в служебном кабинете? Нонсенс парадоксальный.

На два часа дня было назначено заседание больничной комиссии по изучению летальных исходов. Вообще-то комиссия была больничной и состояла из заместителя главного врача по медицинской части, заведующих отделениями и избранных врачей, но на заседания традиционно собирали (некоторые говорили «сгоняли») всех докторов и хотя бы по одному представителю от каждой кафедры. Если предстоял разбор случая из аллергологического или пульмонологического отделения, то на заседание мог прийти и сам Аркадий Вениаминович, да не один, а в сопровождении нескольких своих подчиненных. Сегодня предстояло «отдуваться» неврологии и второй хирургии, поэтому на заседание отправилась Анна. Больше некому было — шеф умотал на какую-то встречу (не исключено, что просто по амурным делам, водилось за ним и такое), профессор Завернадская продолжала «сращивать кости», доцент Хрулева уехала в институт по каким-то делам, касающимся учебного процесса, свободные от занятий ассистенты, пользуясь отсутствием Аркадия Вениаминовича и Инги Кирилловны, куда-то подевались, а несвободные — отпустили курсантов пораньше и тоже исчезли. Не Долгуновскую же посылать. Несолидно, от других кафедр профессора с доцентами явятся.

Комиссии по изучению летальных исходов (сокращенно — КИЛИ) занимаются обсуждением и анализом качества лечебно-диагностического процесса при летальных исходах. О каком качестве можно говорить, если пациент умер? Ну по-разному же бывает… Не все болезни поддаются лечению и, рано или поздно, увы…

КИЛИ дает ответ на вопрос: «что это было?». Обстоятельства непреодолимой силы, с которыми невозможно справиться или врачебная ошибка? Своевременно и верно ли диагностировали? Адекватно ли лечили? Сделали все возможное или работали спустя рукава? Качественно ли велась медицинская документация?

Причины выявляются и анализируются. Во избежание повторения.