Доктор Захарьин. Pro et contra

Поскольку утешительные сведения от Черинова по поводу своей семьи Захарьин получил только в августе, можно полагать, что он подался за границу ещё в начале лета. Какие клиники и в каких городах и странах он посетил до встречи с Чериновым во Франкфурте, неизвестно, ибо на этот раз медицинский факультет не требовал от него отчётов о самоусовершенствовании «во врачебных науках». Нереально также найти ответ на вопрос, чем привлекла его Голландия, где не было ни минеральных источников, ни более или менее крупных клиник, сравнимых по авторитетности с берлинскими или парижскими. Но, может быть, его новый зарубежный вояж преследовал не столько познавательные, сколько потаённые коммерческие цели?

Замещать Захарьина в осеннем семестре 1869 года и в весеннем – 1870 года вызвался декан медицинского факультета Полунин. По свидетельству Белоголового, «это был человек пожилой, не даровитый, сухой схоластик в науке и с большою самоуверенностью в характере; лет 15– 20 назад он был очень трудолюбив и составлял полезность в университете на кафедре патологической анатомии, но с годами видимо отстал и вполне дельным представителем своей науки не был». Тем не менее Совет университета поручил патологоанатому «с дьячковским голосом и видом», по выражению Чичерина, руководить факультетской терапевтической клиникой на всё время зарубежной командировки Захарьина. «От одного этого назначения, – возмущался Белоголовый, – веет тем стародавним временем, когда профессора не стеснялись специальностями и по произволу меняли свои кафедры, когда клиническая профессура поручалась старейшему из профессоров в награду за долгую службу, как синекура, потому что служила к увеличению его практики».123

2.4. Ординарный профессор Московского университета А.И. Полунин.

Клинических лекций патологоанатома студенты не посещали. О последствиях столь тяжкого нарушения университетского распорядка рассказал в своих воспоминаниях Пётр Филатов: «Так как это совпадало с движением шестидесятников, то были произведены аресты, некоторых исключили навсегда, других на 2–3 года, иным дозволили перейти в другой университет. Надо полагать, что вся эта история, начавшаяся из-за Полунина и окончившаяся так серьёзно, тяжело отозвалась в душе доброго Алексея Ивановича, который так сердечно относился ко всем невзгодам окружающих. О нем ходили рассказы, что, приглашённый куда-нибудь к бедняку, он не только не брал за визит, но платил ему от себя или, получив за визит 3 рубля и увидев по обстановке, что это тяжело для больного, давал ему сдачи 2 рубля».124

С 1 сентября 1870 года Захарьин вновь приступил к исполнению своих служебных обязанностей. Зачем укатил он год назад в Западную Европу, где побывал, какие новые идеи привёз оттуда в Москву – никаких сведений об этом не сохранилось. Может быть, он, человек замкнутый, и не рассказывал никому, кроме самых близких ему людей, в чем заключалась цель его путешествия? По воспоминаниям одного из его бывших слушателей, после возвращения стала у него проявляться «резкость в обращении», но чудачеств было мало, и повода к анекдотам о себе он пока ещё не давал.125

Его кафедра функционировала в прежнем режиме, только вместо Черинова, избранного в 1869 году приват-доцентом по кафедре врачебной диагностики и пропедевтической клиники, лабораторией заведовал сверхштатный лаборант Павлинов. Надо полагать, что директор факультетской терапевтической клиники приглядел для себя Павлинова ещё в 1867 году, когда тот, студент четвёртого курса медицинского факультета, был удостоен золотой медали за реферат на тему «Химический анализ крови и критический разбор методов анализа крови».126 Позднее Захарьину пришёлся по нраву студент Остроумов. По завершении «курса наук» Остроумов на протяжении почти четырёх лет «принимал участие в клинических занятиях» под испытующим присмотром Захарьина.127

Через пять месяцев после возвращения Захарьина из зарубежной командировки уровень его популярности в Московском университете поднялся так высоко, что 25 января 1871 года он был единодушно избран президентом (председателем) Физико-медицинского общества. В качестве главы этого старейшего и первого в Российской империи медицинского общества он присутствовал на всех его заседаниях вплоть до второй половины октября 1871 года, дважды выступал с небольшими сообщениями (одно – о пульсе печени, другое – о желчных камнях и печёночной нервной боли) и даже согласился занять кресло ответственного редактора запланированного коллегами еженедельника. Однако ни в ноябре, ни в последующие месяцы он не посетил ни одного заседания общества.128