«Доктор Живаго» как исторический роман

Что-то евангельское, не правда ли? Как во времена апостолов. Помните, у Павла? «Говорите языками и пророчествуйте. Молитесь о даре истолкования» [Там же].

Как и пастернаковский герой, в 1917 году очень многие реальные современники событий воспринимали революцию не только как политическое, но и как религиозное явление[80]. Сам Пастернак в упоминавшемся стихотворении 1918 года «Русская революция» писал о днях после Февраля: «…грудью всей дышал социализм Христа» [Пастернак: II, 224].

В продолжение этих характеристик в диалоге с Ларой Живаго добавляет к религиозной, чудесной и природной характеристике революции еще и творческую составляющую[81], восходящую к прежде написанным картинам и книгам, как будто участники событий подчиняются прежде составленным «сценариям»:

— Про митингующие деревья и звезды мне понятно[82]. Я знаю, что вы хотите сказать. У меня самой бывало.

— Половину сделала война, остальное довершила революция.

Война была искусственным перерывом жизни, точно существование можно на время отсрочить (какая бессмыслица!). Революция вырвалась против воли, как слишком долго задержанный вздох.

Каждый ожил, переродился, у всех превращения, перевороты. Можно было бы сказать: с каждым случилось по две революции, одна своя, личная, а другая общая. Мне кажется, социализм — это море, в которое должны ручьями влиться все эти свои, отдельные революции, море жизни, море самобытности. Море жизни, сказал я, той жизни, которую можно видеть на картинах, жизни гениализированной, жизни, творчески обогащенной. Но теперь люди решили испытать ее не в книгах, а на себе, не в отвлечении, а на практике [Там же: IV, 145–146].

В романе изображаются центральные для первых месяцев революции процессы:

— механизмы формирования новых правовых, властных институций (главным образом выборных; они складывались наряду со стихийно зарождающимися формами самоорганизации);

— функционирование новых органов и возникающие конфликты[83];

— нарастающий на разных уровнях распад прежних правового, военного и гражданского устройств. Реальным и одновременно символическим признаком разрушения стабильного уклада жизни России становится нарушение регулярного железнодорожного сообщения[84].

Главные герои, Живаго и Лара, оказываются вовлеченными в формирование и деятельность новых учреждений:

…Каждый день без конца, как грибы, вырастали новые должности. И на все их выбирали. Его самого, поручика Галиуллина, сестру Антипову и еще несколько человек из их компании, наперечет жителей больших городов, людей сведущих и видавших виды [Пастернак: IV, 130].

Лара помогает в создании земских учреждений в волостях:

…как только она вернется из объезда нескольких близлежащих деревень. Земство, прежде существовавшее только в губерниях и уездах, теперь вводят в более мелких единицах, в волостях. Антипова уехала помогать своей знакомой, которая работает инструкторшей как раз по этим законодательным нововведениям[85] [Там же: 132].

Живаго в письме к жене сообщает, что «предпринимают меры к поднятию у солдат дисциплины и боевого духа. Объезжал расположенные поблизости части» [Там же: 131]. Здесь у Пастернака дается иллюстрация одной из острейших проблем весны — лета 1917 года: и общество, и армия устали от войны и военных неудач, но ни Временное правительство, ни командование не имели возможности войну прекратить.