«Доктор Живаго» как исторический роман

Как известно, анархия в сухопутных и морских частях стала одной из определяющих причин произошедшей в феврале революции. В этой ситуации оказалось практически невозможно заставить находившиеся на фронте части продолжать боевые действия. Весной 1917 года отношения солдат и офицеров, а тем более генералов, максимально обостряются на фоне подстрекательств Советов депутатов и издаваемых Временным правительством указов, позволяющих отказываться от отдания чести, ношения погон и строгой формы, соблюдения формальных проявлений армейской дисциплины (ср. [Колоницкий 2001: 157–229]). В романе Живаго отмечает в цитировавшемся письме к жене: «Развал и анархия в армии продолжаются» [Пастернак: IV, 131].

В «Докторе Живаго» воплощением царящей в армии анархии и одновременно конкурирующих систем легитимизации новой революционной жизни становится вымышленная «Зыбушинская республика». Она была создана местным «мукомолом», который в юности переписывался с Толстым, а весной 1917 года, опираясь на дезертиров, с оружием в руках покинувших позиции, объявил о непризнании власти Временного правительства и об отделении от остальной России. После подавления бунта частью, верной правительству[86], местный исполком (новое учреждение революционной России!) поощряет митинги, на которые посылает и своих ораторов. На них идут споры о чудесах, связанных с организаторами этой «республики» дезертиров.

Драматическая история гибели комиссара Временного правительства Гинца, решившегося обратиться со словами «вразумления» к не сдающимся дезертирам, на подавление которых уже прибыло по железной дороге казачье подразделение, выполняет в этой части романа такую же функцию, как краткий приезд Гордона на фронт в предыдущей. Здесь концентрируются болезненные точки времени: передвижение воинских эшелонов, которым пытается препятствовать станционный телеграфист, сочувствующий бунтовщикам; казачий отряд, переходящий на сторону дезертиров; столкновение правительственного комиссара и «революционных» солдат, которые в его словах слышат посягательство на достигнутое революцией равенство, а в «правильной» петербургской речи — признак «шпионажа».

За этим эпизодом романа стоит реальная история гибели комиссара Временного правительства Юго-Западного фронта Федора Линде (1881–1917), убитого 25 августа 1917 года. Его история подробно описана в воспоминаниях генерала П. Краснова «На внутреннем фронте» в главе «Бунт III-й пехотной дивизии. Убийство комиссара Юго-Западного фронта Ф. Ф. Линде», на которую Пастернак, очевидно, и опирался в изображении внешности Гинца, его речи, обстоятельств его драматического столкновения с бунтующими и гибели.

Приведем несколько выразительных примеров, свидетельствующих об опоре Пастернака на воспоминания Краснова. 24 августа генерал получил по телефону известие о том, что солдаты отказались выполнять боевые приказы и что ими руководят агитаторы: