Доктрина Русского мира

Присоединение Крыма, а затем активные военно-политические и дипломатические действия России на Ближнем Востоке ускорили течение мировых процессов, оказывая собственное, суверенное русское информационно-психологическое воздействие на всю мировую аудиторию, побуждая другие потенциальные центры силы в мире к субъектным действиям вразрез с попытками униполярного диктата. В то же время возвращение Крыма внесло коррективы не только в чужое, внешнее, но и в наше собственное понимание того, что такое Русский мир.

Русский мир против гомогенности

Уместно напомнить, что несколько лет назад шел понятийный спор вокруг термина «соотечественник». Разброс подходов оказался тогда неожиданно широким: одни определяли это слово общественной активностью, другие – языковой принадлежностью, третьи – фактом рождения в СССР, независимо от воспитания, мировоззрения и деятельности. В законодательном поле, как и следовало ожидать, спор решился в пользу первого варианта: гармония была поверена бюджетной алгеброй.

Однако после возвращения Крыма и переселения в Россию более миллиона восточных (и не только) украинцев, оставивших за пограничными вышками и таможенными постами контрольно-следовой полосой своих родственников, прежний бюрократический подход недопустим. Мы не можем делать вид, что нас не касается судьба граждан Украины – как русских, так и украинских по своей идентификации. Это наши беда и болезнь, беда и болезнь нашего мира. Это наша ответственность – не только бюджетная, но и духовная.

По ту сторону общественных чаяний существует, и в последнее время активизируется, полемика о границах идентичности вообще: так, например, крупный финансист, талантливый уже тем, что умудрился внедрить своего коллегу в нынешнее украинское правительство, не признает и не понимает термина «Русский мир», зато оперирует термином «люди индиго», в которых видит будущее гомогенной и бесполюсной глобальной цивилизации. Если законодательство будет следовать его логике, то в разряд соотечественников попадет, например, недавно самоорганизовавшееся сообщество безупречно русскоязычных хорошо обеспеченных лиц, именующих себя в Риге «новыми латышами». Зато другие рижане, в том числе и этнические латыши, отстаивающие права на преподавание и обучение на русском языке, в этот разряд не попадут, поскольку не заняты в продвинутых IT-стартапах и следовательно, «малоценны для человечества».

Требует уточнения и содержание деятельности того ведомства, которое отвечает за поддержку соотечественников – Россотрудничества, как и его структур-партнеров. Это важно для определения приоритетов и избежания нецелевого использования средств. Это важно и с учетом новых условий, в которых приходится работать и государственной, и публичной дипломатии во многих странах – в том числе прессинга колониальных режимов буферной зоны (особенно Балтии) в адрес общественных структур и отдельных лиц, – от ученых до местных клириков, заподозренных в принадлежности к Русскому миру. Если Россотрудничество будет работать по прежнему стереотипу, то его услуги будут адресованы всевозможным «новым латышам», а подлинные представители Русского мира – останутся за бортом.

Коллективное осознание идентичности, произошедшее два года назад, не «рассосалось» и остается актуальным, а введенные против нас санкции не сподвигли русского человека к выбору «холодильника вместо телевизора», как бы того ни хотелось гомогенизаторам. Те же самые недружественные действия западных стран, а на Украине, при их молчаливом согласии – карательные акции в адрес живых людей, книг, кинофильмов, памятников, топонимов, – не дают русскому человеку «раствориться» в бесполюсности, а напротив, систематически напоминают о его цивилизационной особости.

Нам не дают забыть о нашей идентичности ежедневно – и через телевизор, и через холодильник. Мы живем в обстановке, никак не способствующей воцарению потребительского сознания. Нам не приходится измышлять и конструировать себе образ врага – это делают за нас наши оппоненты. В свою очередь, другие сопротивляющиеся цивилизации и те островки Европы, где проявляется сопротивление т. н. «прогрессистской» гомогенизации (не путать прогрессизм с прогрессом), вызывают у нас симпатии. Церковное размежевание в связи с Критским Собором летом этого года добавило нам чувства родства с болгарами и грузинами, а давление Брюсселя на поляков пробуждает в нас теплые чувства к ним, несмотря на враждебный к нам настрой официальной Варшавы.

С другой стороны, то же обостренное чувство идентичности формирует общественный запрос в адрес государства. Этот запрос перестает быть исключительно социальным, как это бывает в потребительском обществе. Мы хотим от государства не только доли распределенного общественного богатства, но и действий для защиты нашей идентичности. Иначе говоря, возникает запрос не только и не столько на «сильную руку», но и на справедливую волю и на приверженность национальным ценностям.