Доктрина Русского мира

В настоящее время географически удаленные и необустроенные сообщества, как и русские меньшинства в регионах с преобладанием иноязычного и иноверного населения, не относятся к ведению Россотрудничества, так как территориально относятся к России. Однако преобразование ведомства в новое качество должно повлечь за собой и смену подходов к этнокультурным и природным изолятам. Центры русской культуры, которые действующее Россотрудничество открывает в странах Запада, были бы более востребованы именно в изолятах в самой России, где ни церковные, ни партийные организации их не могут заменить. Если в республиках Северного Кавказа уместна организация таких центров на базе учреждений высшего образования и науки, то в природно-географических изолятах – на базе градообразующих структур (производственных, военных). Во втором случае их предназначение состоит в поддержании духа удаленных сообществ, наделении их статусом форпоста Русского мира в покорении природных пространств и стихий, по большему счету, в осмыслении жизни перспективой развития.

Функция представительств Россотрудничества в регионах-эксклавах содержит существенные дополнительные элементы. Политические эксклавы – к которым относится не только Приднестровье, но и Калининградская область – располагаются в условиях конфликтного соседства, где не только местные элиты, но и широкие слои населения являются объектами внешнего информационно-психологического воздействия. Приоритетом этого воздействия является не только шельмование Русского мира в целом, но и прицельная дискредитация местных элит. Более того, соседствующие колониальные режимы склонны для своей внутренней аудитории использовать любые неурядицы у нас, будь то кадровые ротации, социальные эксцессы или уголовные эпизоды, как примеры «русской отсталости», «русской дикости», «русского воровства». Так легче отвлекать внимание от собственной колониально-торгашеской нечистоплотности и созданных ею социальных язв. При этом пропагандистский аппарат этих режимов не только стремится перевести любые местные неурядицы в свою пользу, но и активно вовлекает местных информаторов. Такая практика, существующая в Молдове относительно Приднестровья, в Грузии – относительно Абхазии и Ю.Осетии, на Украине – в отношении Новороссии и Крыма, давно нуждается не только в информационном, но и в организационно-политическом противовесе.

Расчет на эффективность вовлечения русских диаспор в русские цивилизационные задачи вообще и в русское имперское дело в частности, должен исходить из объективных возможностей и издержек выбора для лиц с двойной лояльностью. В одной среде проживания у русской диаспоры нет вообще никакого «света в окошке» для выбора идентичности, кроме вливания в Русский мир, но нет и того давления среды, которая подталкивает к кристаллизации идентичности. В другой среде давление присутствует, но существует и альтернатива выбора. В третьей среде, даже если диаспора многочисленна и интеллектуально богата, ее вливание в Русский мир осложнено множеством издержек – от идеологических до бытовых.

Эти принципиальные различия диктуют необходимость дифференцировки подхода к диаспоре и соответственно специализацию деятельности как внутри профильного ведомства, так и среди интеллектуальных и образовательных центров в России и за рубежом. В Россотрудничестве или ведомстве-наследнике должны возникнуть профильные департаменты помимо и «сверх» страновой специализации. Они могут пользоваться общим библиотечным и цифровым библиотечным фондами, сотрудничать в организации общих мероприятий, но должны иметь и разные базы личных данных, и разные приоритеты в организации труда.

Простаивающее оружие

Любое, даже небольшое этнокультурное сообщество, находясь под давлением, склонно создавать героические мифы – поэтому, в частности, столь много почитаемых героями фигур по обе стороны палестино-израильского и армяно-азербайджанского конфликтов. Большая цивилизация может не усматривать в этом практической необходимости, как нет сегодня героев-современников ни у США, ни у Китая. Однако современная Россия, во-первых, участвует не в одной войне, во-вторых, противостоит в одной из них, сирийской, превосходящим наднациональным силам. При этом наши люди, жертвующие собой – в отличие от карикатуристов «Шарли Эбдо» – воплощают продолжение того человеческого типа, который в середине ХХ века выступал единственным и незаменимым спасителем нескольких цивилизационных миров. Но хотя в 2014 году время героев в России объективно наступило, мы не слышим о них не то что былин, но даже соответствующих жанру документальных лент. На сегодня украинская война в документальном кино отразилась в одной качественной ленте – но не о героях, а о жертвах. Между тем русской культуре претит образ жертвы.