Доктрина шока

Необходимо перераспределить землю? Это неосуществимо — в последний момент команда переговорщиков согласилась добавить к новой конституции положение о защите любой частной собственности, из-за чего земельная реформа оказалась просто невозможной. Надо создать рабочие места для миллионов безработных? Не получится — сотни фабрик готовы закрыться, потому что АНК договорился с GATT, предтечей Всемирной торговой организации (ВТО), и теперь закон запрещает субсидировать автомобилестроительные заводы и текстильные фабрики. Надо раздавать бесплатные лекарства против СПИДа в районах, где это заболевание распространяется с ужасающей скоростью? Это нарушает право интеллектуальной собственности ВТО, организации, в которую АНК вступил без дискуссий, поскольку она была преемницей GATT. Нужно найти деньги на строительство новых и лучших домов для бедных и провести электричество в некоторые районы? Просим прощения — бюджет пошел на уплату огромных долгов, принятых без споров у правительства времен апартеида. Тогда стоит напечатать больше денег? Это необходимо обсудить с главой центрального банка, который там сидел еще при апартеиде. Дать всем воду бесплатно? Вряд ли это получится. Всемирный банк и его многочисленные представители в Южной Африке: экономисты, исследователи и инструкторы (рекламирующие себя как «банк знаний») — предпочитают устанавливать партнерские отношения с частным сектором. Ввести контроль над валютой, чтобы предотвратить дикие махинации? Это нарушает условия сделки на 850 миллионов долларов с МВФ, подписанной как раз накануне выборов. Поднять минимальную заработную плату, чтобы сгладить резкое неравенство в доходах? Никоим образом. Условия сделки с МВФ включают «сдерживание роста заработной платы»12. И не стоит даже думать о несоблюдении этих обязательств — любой подобный ход будет рассматриваться как опасный признак ненадежности страны, отсутствия ориентации на «преобразования», отсутствия «системы, основанной на законах». А это в свою очередь повлечет за собой падение стоимости местной валюты, ограничение иностранной помощи и вывоз капитала за границу. Итак, оказалось, что Южная Африка свободна, но одновременно в плену; каждый пункт юридически изощренных условий был одной из ячеек сети, которая опутывала по рукам и ногам новое правительство.

Активист Рассул Снимай, долгие годы боровшийся против апартеида, описывал эту ловушку такими горькими словами: «Они нас никак не освободили. Они просто сняли оковы с нашей шеи и наложили их нам на ноги». Известная южноафриканская правозащитница Ясмин Соока сказала мне, что этот переход «был сделкой, где нам сказали: "Мы сохраним за собой все, а вы [АНК] будете для видимости править. .. Берите себе политическую власть, можете делать вид, что всем управляете, но настоящее управление будет исходить не от вас"»13. Это был процесс инфантилизации, типичный для стран в так называемом состоянии перехода, — в результате новые правительства получают ключи от дома, но им не доверяют шифр сейфа.

Среди прочего я хотела понять, каким образом после столь героической борьбы за свободу такое могло случиться. Не только каким образом лидеры освободительного движения уступили на экономическом фронте, но и как социальная основа АНК — люди, которые уже принесли такие великие жертвы, — позволили своим лидерам это совершить. Почему низовые члены движения не потребовали от АНК, чтобы тот хранил верность Хартии свободы, почему они не восстали против тех уступок?

Я задала этот вопрос Вильяму Гумеде, активисту АНК в третьем поколении, который в переходный период был вожаком студенческого движения и в те беспокойные годы участвовал в уличных митингах. «Все тогда следили за ходом политических переговоров, — ответил он, имея в виду встречи Манделы с де Клерком. — И если бы люди почувствовали, что там что-то не так, начались бы массовые протесты. Но слушая отчеты об экономических переговорах, все думали, что речь идет о технических проблемах; это никого не интересовало». И такое отношение, сказал он, поддерживал Мбеки, который называл эти переговоры «административными» и малоинтересными для широкой публики (точно так же, как и чилийцы с их «технифицированной демократией»). В результате, как он сказал с раздражением, «мы это упустили, мы упустили саму суть дела».