Доктрина шока. Становление капитализма катастроф

Предполагалось, что открытие рынков обернется выгодой для обеих сторон конфликта, однако, за исключением коррумпированной элиты из окружения Арафата, палестинцам откровенно не давали доступа к участию в экономическом буме после Осло. Главным препятствием к этому послужило «закрытие» их территорий, эти мероприятия, введенные в 1993 году, неизменно продолжали осуществлять на протяжении последовавших 14 лет. По словам Сары Рой, гарвардского эксперта по Ближнему Востоку, когда в 1993 году границы внезапно закрыли, это обернулось катастрофой для экономики палестинцев. В интервью она прокомментировала это событие такими словами: «Закрытие границ было самой дискредитирующей особенностью экономики в период действия соглашений Осло и далее, и эта мера нанесла непоправимый ущерб и без того слабой экономике».

Рабочие не могли попасть на место работы, торговцы — продавать свои товары, фермеры — добраться до собственных полей. В 1993 году на оккупированных территориях уровень валового национального продукта на душу населения упал примерно на 30 процентов, к следующему году уровень бедности среди палестинцев подскочил до 33 процентов. К 1996 году, говорит Рой, собравшая множество документов относительно экономических последствий «закрытия», «66 процентов работоспособных палестинцев были либо безработными, либо имели крайне мало работы»[1163]. Для палестинцев это был не «мир рынков», о котором мечтали в Осло, но упразднение рынков, сокращение рабочих мест и ограничение свободы и — что самое страшное, по мере роста израильских поселений — потеря земли. Именно это положение превратило оккупированные территории в очаги пламени, когда Ариэль Шарон в сентябре 2000 года посетил в Иерусалиме место, которое мусульмане называют Харам аль Шариф, а евреи — Храмовой горой, что спровоцировало вторую интифаду.

Как обычно утверждают в израильской и международной прессе, мирный процесс провалился из–за того, что в июле 2000 года палестинцы в Кемп Дэвиде отвергли щедрое предложение Эхуда Барака и Арафат не пошел навстречу Израилю, а это доказывало, что он никогда искренне не стремился установить мирные отношения. После этого события и второй интифады израильтяне потеряли веру в переговоры, выбрали Ариэля Шарона и начали строить так называемый барьер безопасности, который палестинцы называют «стеной апартеида», — систему бетонных стен и металлических ограждений, выступающих за «зеленую зону» 1967 года на палестинские территории, которая позволяет присоединить большие участки земли с еврейскими поселениями к Израилю, в том числе районы, включающие до 30 процентов водных источников [1164].

Арафат, без сомнения, ожидал более выгодного предложения, чем те, что он услышал в Кемп Дэвиде или Табе в январе 2001 года, но предложения Израиля действительно не были адекватны ситуации. Израильтяне постоянно повторяют, что это — беспрецедентно щедрые уступки, однако в Кемп Дэвиде ничего не говорилось о палестинцах, вынужденных покинуть свои дома и земли при создании государства Израиль в 1948 году, и палестинцам не давали права на самоопределение хотя бы в самых скромных масштабах. В 2006 году Шломо Бен Ами, главный представитель израильского правительства на переговорах в Кем Дэвиде и Табе, вопреки мнению своей партии признал, что «Кемп Дэвид вовсе не был упущенной прекрасной возможностью для палестинцев, и будь я сам палестинцем, я бы также отверг прозвучавшее там предложение»[1165].

Есть и другие факторы, заставившие Тель Авив после 2001 года отказаться от серьезных переговоров о мире, не менее весомые, чем подозрительное упрямство Арафата или стремление Шарона создать «великий Израиль». Один из них связан с расцветом израильской технологической экономики. В начале 1990‑х экономическая элита Израиля стремилась к миру ради процветания, но после Осло ей удалось создать процветание иного рода, куда менее зависящее от мира, чем думали раньше. Когда Израиль занял свою нишу в глобальной экономике, оказалось, что он торгует информационными технологиями, а это значило, что для роста важнее посылать программы и микрочипы в Лос Анджелес и Лондон, чем грузовые суда — в Бейрут и Дамаск. Для успеха в сфере технологий Израилю не требовалось дружбы с соседними арабскими государствами или прекращения оккупации территорий. Однако подъем экономики высоких технологий был только первым этапом в судьбоносной экономической трансформации Израиля. Второй этап наступил после краха доткомов в 2000 году, когда ведущим израильским компаниям пришлось думать о новой нише на глобальном рынке.