Он снимал второй этаж скромного дома на Саммер-стрит, поблизости от той булочной на Мейн-стрит, которой он долгое время распоряжался один (и которая по-прежнему называется «Тински»). В mom вечер у молодой пары, обитающей на первом этаже, вспыхивает семейная сцена на гастрономической почве. Жена только что откупорила банку консервированных бобов со свиным жиром. Муж, пьяный и злой на весь свет, корит супругу за ее полнейшую кулинарную бездарность (его предки были родом из Квебека, и ему казалось, будто он припоминает, что бобы со свиным жиром некогда служили основой жалкого рациона «поселенцев»). «Это смердит! — разоряется он. — Я не стану жрать такое дерьмо! Говорю тебе, от него воняет!» — «Иди в задницу! — возражает его благоверная и, подкрепляя свой аргумент, в несвойственном ей обычно феминистском порыве добавляет: — Тогда сам готовь себе жратву!» Сопровождая слово делом, она срывает с себя фартук и, хлопнув дверью, выбегает из дому. Муж бросается в погоню, в свой черед шарахнув дверью, но его супруга крепко взяла ноги в руки, а коль скоро этим ногам всего девятнадцать лет, вперед она продвигается весьма проворно. А он, даром что немногим старше, заядлый курильщик, так что ему приходится пробежать больше километра, прежде чем ее изловить, впрочем, и тогда это ему удается лишь потому, что молодая женщина, видя, как упорно муж гонится за ней (а она и сама перед тем успела принять изрядную порцию пива), останавливается, хохоча и плача одновременно. Супруги бросаются друг другу на шею, обливаясь слезами и пуская слюни, потом чувствуют, что самое время себя потешить, и ныряют в лесок, а домой возвращаются поздно вечером, чтобы обнаружить, что дома-то у них больше и нет.