Дольче вита с риском для жизни

В этом же жилище, подозреваю, и сотни квадратных метров не наберется — от силы шестьдесят, максимум семьдесят. Но и их оказалось достаточно, чтобы строители разделили пространство на три комнаты. Две из них владелец отвел под спальни, одну — под гостиную. Вопреки европейской традиции, столовая здесь отсутствовала — постояльцы были вынуждены трапезничать на крохотной семиметровой кухоньке, столь тесной, что нам с трудом удалось разместиться в ней всем вместе.

В этот раз мы решили не мудрить с обедом, а просто вывалили из холодильника все, что там нашли. А отыскали мы там изысканный паштет, желтый, лоснящийся жиром сыр с огромными дырками и громадные, величиной с хороший желудь черные маслины в темном рассоле. Довершал созданный натюрморт букет зелени в вазе, маленькие томаты «Черри» и домашний круглый хлеб с хрустящей корочкой.

Не обошлось и без вина — в солнечной стране без него вообще трудно представить себе трапезу. Таинственный некто, забивавший холодильник провиантом, явно относился к искушенным гурманам. Хотя, к сожалению, и не сумел мне угодить. Аппетита не было.

— Ты чего? — поинтересовался Кирилл, подталкивая ко мне тарелку, на которую собственноручно красиво уложил ломтики ветчины и томатов, а также шарики сыра и листочки базилика. Знал, что это моя любимая еда.

— Ничего. — Мне удалось выдержать его пристальный взгляд, хотя на душе кошки скреблись. Конечно, объективно для этого нет никаких причин — наша история давно в прошлом, и ни о каком предательстве речи не идет, но все равно было неуютно. — Кусок в горло не лезет просто. Думаю, как нам из этой истории выбираться. Мне ли не знать, что безвыходных ситуаций не бывает, и не из такой передряги выкарабкивалась, однако ж, сколько ни думаю, пока выхода не вижу. Допустим, мы чудом сможем вернуться на родину, и что потом? Как нас это от карающего меча тамошнего правосудия убережет?

— Не сгущай, — усмехнулся Севастьянов. — В конце концов, ты-то тут при чем? Ты же никого не убивала.

— Как будто это кого-то волнует. Я соучастник, это факт. Если не по первому эпизоду, то по второму уж точно. Так что ситуация однозначно тупиковая. Сам подумай, что мы имеем? Допустим, убийцей Арамовой действительно был Манзини. Но благодаря Володьке доказать это уже не удастся. Да и получилось бы, что толку, если все равно нам отвечать за смерть мафиози? Убедить следствие, что, проникая на виллу и отвлекая внимание водителя, мы не имели намерения совершить преступление, теперь уже не получится.

— Отчего же? — буркнул Антонов, который, кстати, тоже не притронулся к пище. — Никто за твоей спиной прятаться не собирается.

— Очень благородно. — В моей душе горячей волной поднялся гнев. — Только не лучше ли было об этом подумать до того, как ты о своих скаутских навыках вспомнил?

Парень смотрел на меня исподлобья нашкодившим школьником, изображая главного героя картины «Опять двойка».

— Сволочь ты, Владимир. — Я буквально выплюнула фразу и, с шумом отодвинув стул от стола, с немалым трудом протиснулась к выходу, успев заметить краем глаза, как Антонов дернулся, словно от удара. Но ни жалости, ни сочувствия к нему в тот момент не испытала.

Эти чувства появились позднее, когда мы, озадаченные чрезмерно долгим пребыванием мальчишки в ванной, вытаскивали его из окрашенной в алый цвет воды и перетягивали бинтом порезанные запястья.

— Это моя вина, — китайским болванчиком раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла я, уставившись в одну точку.

— Нашла время, — зло проговорил Конфетин.

— Что?!

— Я говорю, — слова тяжелыми камнями падали вниз, — что сейчас вообще не о тебе речь. Мальчишка чудом жив остался. По-хорошему, ему в больницу нужно.

— Но доктор… — пролепетала я.

— Доктор сказал то же самое. В любом случае сейчас не до твоего самобичевания.

— Да, но…

— Прекрати! — Севастьянов ястребом взмыл вверх, готовясь к стремительному броску.

— Не надо! — Мой голос звучал сталью. — Сколько раз повторять: я сама в состоянии за себя постоять.

— Да и вообще, — Конфетин одарил оппонента торжествующим взглядом, — милые бранятся, только тешатся. Ты бы не вмешивался в наши дела, в конце концов, мы сами разберемся, полюбовно, так сказать. Да, дорогая? — В его взгляде, обращенном ко мне, читалась насмешка.

Обладай я колдовскими способностями, сейчас на голове у Гоши выросли бы рога, или, не знаю, нос превратился бы в свиной пятачок, или от мужчины и вовсе осталась бы горстка пепла. Но ничего такого сотворить со своим случайным любовником я не могла. Поэтому просто обожгла его полным ненависти взглядом и поднялась с кресла с явным намерением спрятаться за тонкими дверьми одной из спален. На Кирилла старалась не смотреть.

— Женя, — надтреснутым голосом позвал он, и мое сердце сжалось от жалости. — О чем он говорит?

— Ты расскажешь или мне придется? — Конфетин, кажется, получал от происходящего садистское удовольствие.

— Заткнись. — Ни злости, ни ненависти в этом слове не было. Только смертельная усталость. Будто мало на мою долю выпало испытаний, так еще осталось стать вершиной любовного треугольника.