Дольче вита с риском для жизни

— Нет, ты никуда не уйдешь. — Кирилл преградил мне дорогу. Он взял меня за подбородок, поднял голову и заставил-таки на себя посмотреть. — О чем он говорит?

— А ты не догадываешься? — Конфетин и не думал униматься.

— Ах ты тварь! — Севастьяновский голос сорвался на визг.

Дальнейшее происходило очень стремительно и как будто не со мной. Я наблюдала за случившимся, словно из-под воды, как тогда в ванной.

Вот Кирилл подлетел к Гоше и с размаху ударил его кулаком в челюсть. Голова Конфетина дернулась в сторону, губа треснула, и во все стороны полетели брызги крови. После первого удара Георгий остался на ногах, в то время как второй опрокинул его на пол. Странно, но он даже не сопротивлялся — принимал побои как должное. А ведь соперник вполне мог его убить — мне ли не знать? Оседлав Конфетина, он снова и снова опускал тяжелый кулак ему на лицо.

Гоша быстро потерял сознание. Я, подскочив к Кириллу, перехватила его занесенную для удара руку, но в боевом запале тот машинально (по крайней мере, я очень на это надеюсь) отбросил меня в сторону. Отлетев к стене, зацепив по дороге так неудачно оставленный доктором стул, я больно ударилась об оклеенную обоями бетонную поверхность и тяжелым кулем сползла вниз.

Опомнившись, обидчик подбежал ко мне и, обхватив руками, прижал к себе.

— Больно? Прости! Прости, пожалуйста. Я не хотел.

Я молча высвободилась из его объятий, поднялась на ноги и, пошатываясь, направилась к лежащему на полу мужчине.

— Ты его убил, — прошелестела я бесцветным голосом без всякой интонации. Просто констатировала факт.

— Что?! Не может быть!

— Вполне, — пожала я плечами, опускаясь на колени рядом с Гошей, поднимая его окровавленную голову и прижимая ее к себе. Конфетин застонал.

— Жив! — радостно воскликнул Кирилл, будто не он только что использовал лицо соперника в качестве боксерской груши. — А ты говорила! — Из его груди вырвался вздох облегчения.

— Хорошо, — я пожала плечами и прислушалась к себе, пытаясь отыскать хоть какие-то эмоции. Ничего! Пустота и усталость!

Раненый вновь застонал и попытался сесть. Я помогла ему.

— Да уж, хорошо ты его отделал. — Я горько усмехнулась, разглядывая синее, словно слива, лицо. Из губы и носа тонкой струйкой лилась кровь, не встречая никаких препятствий до самой футболки. Там же она распространялась заметно медленнее, сосредотачиваясь в основном в области ворота. Тот уже приобрел темный цвет, пропитавшись алой жидкостью. Один глаз заплыл, второй превратился в бордовое месиво. Нос, кажется, не был сломан, но уверенности в этом не было.

— Если я тебя отпущу, не упадешь?

Георгий отрицательно мотнул головой.

— Хорошо. — Поднявшись на ноги, я босиком пошлепала на кухню. От удара звенело в ушах. Каждый шаг отдавался глухой болью в области висков. Кажется, сейчас в этом доме только один здоровый человек, все остальные на грани смерти. Володьке хорошо — спит себе под действием успокоительных и в ус не дует. Хотела бы я оказаться на его месте — тоже, что ли, пойти вскрыть вены?

Отмахнувшись от глупой мысли, я подошла к холодильнику и распахнула дверцу морозильной камеры лишь для того, чтобы убедиться в том, что она пуста. Кто бы ни был хозяином этой квартиры, он, по всей видимости, предпочитал свежие продукты замороженным.

Услышав за спиной шаги, я вздрогнула и вжала голову в плечи. Не знаю почему, но ничего хорошего для себя я не ждала. На этот раз интуиция меня не подвела — повернувшись, я увидела Георгия, который шел ко мне, распахнув объятия.

— Ну где ты, любимая, — пробулькал он окровавленным ртом. — Куда ты скрылась, дорогая?

— Тебе мало, что ли? — Грохот в соседней комнате сообщил, что Кирилл бежит на кухню, не разбирая дороги. Готовясь к самому худшему, я, ни о чем не думая, схватила со стола нож, не особенно понимая, для чего он мне может понадобиться.

Применять оружие, правда, не пришлось. На этот раз Конфетин оказался готов к нападению и сумел отразить его без особого труда. Он легко перехватил поднятый для удара кулак, продемонстрировав молниеносную реакцию.

— Слушай сюда, дружок, — процедил он сквозь зубы, скручивая руку Севастьянова, отчего тот, скривившись, осел на пол. — В первый раз я позволил тебе сделать то, что ты сделал. Это было честно и справедливо, ведь я трахнул твою женщину и обязан был понести наказание. Но теперь, мне кажется, мы в расчете. Она, конечно, хороша, но не настолько, чтобы жизнь за нее отдавать, поэтому больше ты меня не ударишь. Никогда. Ты понял?

Кирилл молчал, только буравил меня полным презрения взглядом, отчего я вся съежилась.

— Я не слышу. — Конфетин приставил раскрытую ладонь к уху.

Севастьянов продолжал молчать, и тогда он еще сильнее заломил его руку. Мужчина застонал от боли.

— Довольно! — вырвавшийся из моей груди вопль взлетел вверх и, ударившись о потолок, мелкими осколками разлетелся по комнате. — Хватит, я сказала. — Я выставила руку, все еще сжимающую кухонный нож, вперед и пошла прямо на Гошу.